предали Родину, а он спрятался под тепленькое крылышко польской барышни и вот теперь, с винтовкой на плече и фашистской бляхой на пузе, стережет тех, с кем раньше воевал с оккупантами. Чижов готов был пойти в любой наряд, лишь бы его не определяли в лагерный караул.

Сегодня Бородаю присвоили звание визе фельдфебеля, по меркам РККА сержанта и он с дружками, устроил ночью в казарме попойку. Утром их роту отправили на станцию принимать несколько вагонов с евреями. Их свозили со всей округи и определяли в Сарнах. Ребята в форме «шуцманшафта» оцепили территорию, чтобы никто из прибывших, не смог попытаться сбежать. Громко звякнули запорные устройства на дверях вагона. Полицейские открыли их до упора, и Чижов увидел перепуганную массу людей, прижимающуюся друг к другу. Мужики из их роты поставили трап к краю вагона и еще не отрезвевший от употребления спиртных напитков Степан зычным голосом скомандовал: «Пошли!»

Люди стали осторожно спускаться вниз.

— Быстрее! Быстрее! — заорали конвоиры и пустили в ход приклады. Человеческая масса колыхнулась и устремилась на одну из улиц, определенную как маршрут следования. Старики, женщины, дети, с нашитыми на одежду шестиконечными звездами, озираясь по сторонам и таща в руках скромные пожитки, месили уличную грязь, двигаясь вперед, словно покорное стадо животных. Тех, кто выбивался из темпа, полицаи подталкивали прикладами винтовок и от этого получали удовольствие, будто-бы перед ними были не люди, а безмолвные овцы. Чижов, чтобы не выделяться от своих сослуживцев и не вызывать подозрения, тоже покрикивал на бедолаг и замахивался прикладом винтовки. Район, где жили евреи, занимал окраину города, на территории которой, находились старые польские казармы. Охранять такой объект было сложнее, чем лагерь военнопленных, поэтому и в караул заступало больше людей. Охранную зону от города отделяла полоска колючей проволоки и то не во всех местах. Пользуясь такой возможностью, евреи частенько самовольно покидали место дислокации. Чтобы вернуть беглецов обратно в Сарнах проводили периодические облавы. Сегодня на охрану объекта заступала именно рота Чижова. Он честно оттопал свои часы по маршруту патрулирования, коротая время попытками заглянуть в окна горожан, чтобы хоть как-то скрасить свое времяпровождение. Побегов на его участке не было или он просто их не заметил. Караульное помещение располагалось на первом этаже жилого двухэтажного дома. Дело шло к зиме, и мужчина успел хорошенько продрогнуть. В караулке было оживленно. «Шума» пренебрегая требованиям устава, успели пригубить пару бутылок водки, о чем говорили пустые стеклянные емкости под столом, за которым азартно резались в карты четверо полицейских. Дым от сигарет висел сизой дымкой под сводами потолка. Гришка налил себе чашку чая и сел обособленно в сторонке, наблюдая за игроками в карты.

— Чиж, иди в картишки перекинемся, — заметили парни его появление в помещении.

— На что играете? — ради приличия поинтересовался Григорий.

— На интерес, — засмеялся Василий Зленко, перекинув дымящуюся сигарету из одной стороны рта в другую и сгребая со стола лежащие на кону деньги.

— На деньги не играю, — отказался Гриня.

— А зачем они тебе? Семьи нет. На баб спустишь? Так и бабы у тебя тоже нет! — засмеялся Вася.

— Говорят, Гришку, полячка из лагеря выкупила и теперь он сохнет по своей хозяйке, — встрял в разговор еще один полицай, который кое-что слышал об эпизодах из жизни Чижова.

— А чем вам польки не угодили? — отозвался доброволец из польского села.

— Заткнись! Не с тобой говорят, — налетели на него картежники.

— Жалко денег, иди, на щелбаны играть станем, — смеялась подвыпившая компания.

— Голову жалко. Может не выдержать. Уж больно вы ушлые парни, — не хотел вступать в противостояние Чижов. Четверка зареготала.

— Ушлые мы больно! — похвалили они сами себя словами Григория. Тут с грохотом открылась входная дверь, и на пороге появился Бородай. Его плечи были припорошены первым октябрьским снегом. Он, пошатываясь, прошел в центр комнаты и недовольно обвел взглядом помещение.

— Что за бардак? — заорал Степан на присутствующих здесь полицейских. Он пнул ногой пустые бутылки. Игроки быстренько убрали карты, чтобы не злить пьяного сержанта и побросали окурки на пол.

— Что за свинарник вы здесь развели? Кто убирать будет?

— Степан, ты чего? Нам, что может и полы помыть? — обиделись на начальника караула его приближенные.

— Если надо, то и помоете! — разбушевался Бородай.

— Мог бы и еврейку какую-нибудь прислать. Вон их сколько тут. Пусть бы прибралась, — подал идею Зленко.

— Мы тебе не полотеры, — бурчал Василий.

— Смотрите мне! — показал ему кулак Степан, но идею насчет уборщицы взял на вооружение. Чижов успел вздремнуть, когда услышал в караулке некое оживление. Это Бородай притащил в помещение молоденькую девицу, одетую в легонькое демисезонное пальтишко с нагрудным знаком в виде звезды Давида. Мужики довольно загалдели. Еврейке вручили швабру, ведро и веник. Девушка начала уборку, а бойцы «шума» посматривали на ее фигурку, облизываясь, словно коты на сметану. По пискам гостьи Чижов догадался, что мужское внимание не обошло стороной девушку. Степан ушел в спальное помещение, завалившись на кровать. Бедняга елозила мокрой тряпкой по полу, надеясь поскорее вырваться отсюда. Василь игриво хлопнул ее по заду и подтолкнул к спалке.

— Иди и там убери.

Она робко шагнула в темноту спального помещения, и вскоре оттуда раздался ее испуганный крик. Полицаи заржали. Чижов слышал, как происходила борьба двух тел, а затем послышались лишь девичьи всхлипывание и монотонное постукивание о стену металлического изголовья кровати. Без всяких дополнительных пояснений было понятно, что там происходило. Полицаи замерли в томительном ожидании, посматривая на дверной проем спального помещения. Сейчас они были похожи на стаю собак, ждущей команды вожака. И такая команда последовала. Из темного овала двери появился Степан в расстегнутом кителе, с довольной ухмылкой на лице.

— Кто следующий? — прозвучал вопрос. Отбоя в желающих не было. Василий, на ходу расстегивая ремень на брюках, поспешил сменить своего начальника на кровати. Потом туда потянулись и остальные.

— А ты чего? — усмехаясь, спросил Степа Григория, заметив, что тот не проявляет ни какого интереса к происходящему.

— Или еврейку жалко? Она враг и нечего ее жалеть. Им недолго осталось.

— Боюсь заразиться, — придумал Гришка, что ответить, при этом, не касаясь темы о евреях. Он прекрасно понимал, что если проявит сострадание к этим людям, то даст возможность Бородаю манипулировать этим фактом в борьбе против него.

— Ты, что хочешь сказать, что я болею венерическими заболеваниями? — возмутился Зленко и готов был с кулаками доказать Чижову обратное. Степа довольно кивал головой, как бы поощряя Зленко к таким действиям. Начинать драку с Василем и его дружками, Гришка не собирался.

— В твоем здоровье я не сомневаюсь, — миролюбиво