«Я пошутил, — забормотал он, — я трудящийся! Я дирижер симфонического оркестра!.. Я сын лейтенанта Шмидта!.. Мой папа турецко-подданный. Верьте мне!..».

Очевидно что «папа-турецкоподданный» из той же оперы, что и «сын лейтенанта Шмидта» и «дирижер симфонического оркестра».

Если всё-таки принять всерьёз, то, что сообщает Бендер о себе, то окажется, что его кровь смешанная: это мусульманин («Ибрагим», «Сулейман»), поляк (несколько имен, среди которых «Мария», что характерно для католиков), украинец («Остап»). Фамилия «Бендер» для русского слуха совершенно интернациональная. Это может быть и украинец, и немец, и поляк, и румын. (Кстати, Бендер в конце «Золотого теленка» пересекает советско-румынскую границу в районе города Бендеры — характерная для Булгакова смысловая избыточность текста.)

Варианты фамилии «Бендер-бей» и «Бендер-Задунайский» звучит по-дворянски. В первом случае это восточное российское дворянство вроде Улагая, хана Нахичеванского, или булгаковского Най-Турса, во втором дворянство польское, для которого типичны двойные фамилии, или российское, военно-аристократическое.

Все эти детали специально выдуманы автором, то есть являются предумышленными и бьют в одну точку. Автору важно показать не только туманность происхождения своего героя, но и то, что это происхождение, по-видимому, необычное и дающее ему право относиться ко всем свысока. Быть над схваткой. Смешивая его национальность, автор таким образом уходит от атрибуции и привязки к местности. Кстати у дворян и не было национальности в узком смысле этого слова. «Русский дворянин» это принадлежность к российскому сословию, а не русской национальности.

Более того, автор создает образ не только уникальный, но и типичный. Это «герой нашего времени» для России 20-х годов 20-го века. Ибо в положении Бендера после 1914–1921 оказались все. Я уже писал, что человек без прошлого для 20-х годов это стандарт.

По тексту мы можем установить, что Бендер учился в гимназии, а также предположить, что он учился на юрфаке университета (у него недюжинные познания в юриспруденции и он самостоятельно проводит расследование махинаций Корейко). Бендер не уголовник, у него нет блатного жаргона и замашек (хотя есть опыт отсидки). Он хорошо физически развит, умеет драться и отдавать приказы, а также успешно выдает себя за белого офицера. Скорее всего, по условиям времени, он принимал какое-то участие в боевых действиях.

Бендер выступал перед публикой, и является неплохим литератором. Он сочиняет сценарий фильма, рассказы и даже пособие для советских журналистов.

Наконец Бендер имеет какое-то отношение к медицине. У него акушерский саквояж, в котором кроме всего прочего лежит белый халат и стетоскоп. Бендер ставит диагноз умершему Паниковскому. А вот в каких тонах Бендер воспринимает информацию Балаганова о подпольном миллионере:

«Великий комбинатор чувствовал себя в положении хирурга, которому предстоит произвести весьма серьезную операцию. Все готово. В электрических кастрюльках парятся салфеточки и бинты, сестра милосердия в белой тоге неслышно передвигается по кафельному полу, блестит медицинский фаянс и никель, больной лежит на стеклянном столе, томно закатив глаза к потолку, в специально нагретом воздухе носится запах немецкой жевательной резинки. Хирург с растопыренными руками подходит к операционному столу, принимает от ассистента стерилизованный финский нож и сухо говорит больному: "Ну-с, снимайте бурнус!"

Вам это никого не напоминает?

Если не напоминает, могу помочь мыслительному процессу.

Бендер ходил в шарфе, особой фуражке и желтых ботинках. Фуражка была такая:

«Артистическая капитанская фуражка с белым верхом и лакированным козырьком, какую по большей части носят администраторы летних садов и конферансье».

Булгаков во второй половине 20-х годов. Фуражечку видите?

Теперь ботиночки. «Двенадцать стульев»:

«Ноги вошедшего в город молодого человека были в лаковых штиблетах с замшевым верхом желтого цвета. Носков под штиблетами не было».

Воспоминания Белозерской о знакомстве с Булгаковым (середина 20-х):

«Передо мной стоял человек лет 30–32-х; его лакированные ботинки с ярко-желтым верхом я сразу вслух окрестила "цыплячьими" и посмеялась. Когда мы познакомились ближе, он сказал мне не без горечи: — Если бы нарядная и надушенная дама знала, с каким трудом достались мне эти ботинки, она бы не смеялась…»

Ну да, а подмышкой папка с делом Корейко. «Рукописи не горят».

Из-за неправильной атрибуции ильфопетровское литературоведение является комедией положений. Фактически это пародия второго порядка (ибо литературоведение в тоталитарной стране пародийно само по себе). Но даже на этом фоне пару раз отечественные филологи прыгнули выше головы.

Первый, это утверждение, что прототипом выпоротого на кухне Васисуалия Лоханкина, является жена Петрова — Валентина Грюнзайд. Когда они поженились, ей было 14 лет (обманули регистраторшу), и девочка всё время забывала гасить свет в уборной. Петров стал оплачивать счета за электричество всей коммуналки, но соседи всё равно шипели.

На самом деле «гасите свет в уборной» это типовая ситуация коммунальной жизни, наряду с плевками в борщ или борьбой за примус, к тому же описанная Булгаковым помимо «Золотого теленка». Ср. сценку в мемуарах «Тайному другу»:

«я садился к столу и писал часов до трех-четырех. Дело шло легко ночью. Утром произошло объяснение с бабкой Семеновной.

— Вы что же это. Опять у вас ночью светик горел?

— Так точно, горел.

— Знаете ли, электричество по ночам жечь не полагается. — Именно для ночей оно и предназначено.

— Счетчик-то общий. Всем накладно.

— У меня темно от пяти до двенадцати вечера.

— Неизвестно тоже, чем это люди по ночам занимаются. Теперь не царский режим.

— Я печатаю червонцы.

— Как?

— Червонцы печатаю фальшивые.

— Вы не смейтесь, у нас домком есть для причесанных дворян. Их можно туда поселить, где интеллигенция, нам рабочим, эти писания не надобны. — Бабка, продающая тянучки на Смоленском, скорее частный торговец, чем рабочий.

— Вы не касайтесь тянучек, мы в особняках не жили. Надо будет на выселение вас подать».

«Семеновна» в дальнейшем послужила прототипом Аннушки в «Мастере и Маргарите».

Второй перл это какой-то милиционер из Одессы по фамилии Шор, который якобы является прототипом Остапа Бендера. Аргументов