руками и ногами как сумасшедшая, голова туда-сюда болталась, как шарик на нитке. А потом вдруг разом все стихло — и Катин вой, и вой за окном, лишь торопливо протопали чьи-то шаги и влетел в помещение еще один человек.

Не останавливаясь на приветствия и формальности, он с порога бросился на колени, на них проехался по натертому полу до самой Кати, наработанным жестом запустил пальцы ей в рот, разжал стиснутые зубы и влил в глотку какую-то жидкость из пузырька. В воздухе запахло резко и свежо, девчонка, которая только что узлами извивалась на полу, обмякла и осела.

Человек приказал кратко, не глядя протягивая руку:

— Воды.

Вода-то была уже, как выяснилось, и в руке у Станислава — тот как раз глупо рассматривал полную кружку, невесть откуда взявшуюся. По всему видать, когда началась чехарда, он, повинуясь древнему мужскому инстинкту, первым делом налил до краев отрезвляющей жидкости.

— Давайте же, — уже откровенно велел тот, и Крячко протянул посуду.

Прибывший выплеснул содержимое кружки Кате в лицо. Та тотчас пришла в себя, глаза, все еще вытаращенные, в орбиты все-таки вернулись и захлопали, и взгляд их был глупый-преглупый.

— А? Ой, п-простите… с-спасибо, — лепетала она, заикаясь, безуспешно пытаясь сесть. Зубы у нее стучали, как кастаньеты. — И-льюша! Ты вернулся уж-же, х-хорошо…

Тот, кого она назвала Ильей, доложил:

— Да. Уже вывалили малька. — И приказал: — А теперь потихоньку, ножками наверх.

— Д-да я…

— Без разговоров, — прервал он, — гости извинят. Извините же?

— Обязательно, — пообещал Станислав. Чуть прищурившись, он разглядывал этого нежданного командира.

— Спасибо. Вспомни, как в прошлый раз случилось.

Упоминание о том, что тогда случилось, подействовало в положительном смысле: Катя уже без разговоров поднялась и, доверчиво припадая к сильному плечу, побрела, сопровождаемая его обладателем, вверх по лестнице, в свое обиталище. Было слышно, что он что-то втолковывает голосом тихим, злым, властным, жестким, она блеет в ответ голоском тихим, как у робкой овцы: — «Ты опять за свое? Я сказал пользовать беруши». — «Й-я не забыла». — «Сколько раз говорить тебе?..» — «Не ругайся…» — «Замолчи. Все, спать…»

Открылась и закрылась дверь, послышалась возня, скрипнула под тщедуш— ным тельцем кровать. И вот уже Илья, спустившись с лестницы, сотряс много— страдальный воздух практически неслышными, но по-итальянски экспрессивными воплями:

— Вы кто такие? Что вы тут забыли? Что пристали к больному человеку?

Не повышая голоса, он орал все быстрее, быстрее, самого себя взвинчивая, накручивая, и по лицу Крячко, по венам набухшим и сплетенным (во избежание) пальцам очевидно читалось, что сейчас будет матерщина с убийством (или наоборот). Гуров поспешил процесс заморозить:

— Вы, оказывается, не только подленький, но и невоспитанный типчик. Совет мой вам: повежливее с гостями, а то последние разбегутся. И так с кровью приходится денежки на налоги доставать. Так, Абдула?

Он быстро соображал, этот махинатор: не тратя время на ужимки и гримасы, он нацелился в окно, но, увидев ствол прямо перед собственным желудком, передумал.

— Ручонки-то, — приказал Станислав, поводя дулом.

Тот подчинился, закусив губу, лишь хмуро спросил:

— Вы кто такие?

— Допустим, угрозыск, — Крячко махнул книжечкой, — и что это меняет?

И снова случилось нечто непредвиденное — точно, в этом месте что-то не то, бацилла ненормальности проникает с воздухом и разрушает мозг, не иначе. Абдула, громко выдохнув, осев, опустился на пол, закрыл лицо руками.

— Ну, ну, не балуй, — предупредил Крячко.

— Да что вы, до того ли мне, — отозвался тот из-за ладоней, и в голосе такое облегчение прозвучало, какое редко приходится слышать сотруднику органов при исполнении. — Неужели и в этот раз пронесло…

— Вполне возможно, хоть и не совсем. А что, собственно говоря, вы имеете в виду? — поинтересовался вежливо Гуров.

— Можно встать? — таким же манером и тоном спросил Абдула. И, получив разрешение, поднялся, подковылял до стола, присел.

Выяснив имена и отчества новых знакомых и осведомившись «Вы позволите?», жадно выпил одну чашку, вторую и потом вполне светским тоном поинтересовался:

— Как вы прянички находите, удались?

Станислав заверил:

— Вполне. Чистый мед и пролетают на ура.

— Осваиваю, — скромно похвастался он.

— Вы еще и прянички научились печь?

— Да, полная переориентация на реальный сектор.

И снова Крячко собрался высказаться, но на этот раз друг сделал незаметный знак: тихо, не спеши, сейчас надо помолчать, пусть начнет он. Абдула между тем налил себе следующую чашку.

Это был нестарый на вид человек исключительно интеллигентного вида. Его легко можно было бы представить в университетской аудитории или в судебном заседании, в министерстве, наконец, но Лев Иванович, вдруг вспомнив видео, которое показывала Мария, рассказывая о Лерином предложении, внезапно же понял, что на записи был именно он.

Характерный силуэт у него был, узнаваемый. Уличный художник, вырезающий силуэты из черной бумаги, вздохнул бы с радостью и восхищением. И, к слову, трудно было представить себе человека, которому бы менее всего подходило это прозвище. Абдула, скажут тоже. Очень светлый блондин с целой шапкой волос, вьющихся мелким бесом, с большими светло-голубыми глазами, длинными, как у девочки, ресницами. Нос, правда, не подкачал: крупный, с горбинкой, с нависающим кончиком и раздувающимися ноздрями — не располагайся он между столь по-детски розовых, нежных щек, можно было бы сказать, что нос вполне кавказский.

Абдулаев между тем пытался объяснить свое поведение:

— Я уж невесть что подумал. Стоим с цистерной, темень кругом хоть глаз выколи, и тут снова гвалт этот, вой — сперва зверский, потом Катькин. Я и переполошился, побежал, на вас наскочил. Простите за грубость, просто перепугался за эту психическую. К тому ж я не знал, кто вы.

— Она припадочная у вас? — участливо уточнил Крячко, нарочито не затрудняя себя выбором терминов.

Однако Илью если и покоробило, то виду он не подал:

— Нет, просто не от мира сего, нервная, чувствительная, застрявшая меж двух миров. После той истории волков боится, очень…

— Какой именно истории?

Абдула запнулся:

— Вы что же, не по этому поводу?

— Мы по своему поводу, — пояснил Гуров. — И кстати, имейте в виду, что мы официально из налоговой и проводим тут проверочку.

— Понимаю. Но я не против. Мне ее одну оставлять — нож по горлу, вы как нельзя кстати. После той истории с Сорокой и его женой… ну, вы не в курсе, вижу. Я расскажу, если интересно.

— Весьма, — подтвердил Станислав, — начинайте прямо сейчас, а то до утра не управимся.

— Простите, мне надо представляться? — уточнил Абдула.

— Давайте, мы послушаем еще раз, для надежности. Прошу, — пригласил Гуров.

— Да чего там. Абдулаев, Ильяс, можно Илья, бывший советник, бывший действительный член и прочая, прочая, будучи мастерски зашкваренным…