возле деревни существовал брод через реку Москву в сторону Острогина (Строгина). На этом месте ещё в III тысячелетии до нашей эры жили люди, о чём свидетельствует раскопанная Щукинская стоянка неолитической Льяловской культуры[1] (большой горшок, найденный в Щукине, ныне можно увидеть в экспозиции Музея истории Москвы).

Ну а на месте указанной улицы маршала Рыбалко находились:

Мемориальный комплекс «Танк» посвященнвй ветеранам 3-й гвардейской танковой армии под командованием П. С. Рыбалко, который был недавно открыт к Дню Победы и о котором центральные газеты не писали. Была информация, что данный танк Т-34–85 участвовал в Параде Победы 1945 года. И у инструктора орготдела (организационного) нашелся список участников торжественного митинга, где даже присутствовал член экипажа. Готовый материал, оставалось сфотать сам танк и посетить старого воина.

Кроме того я узнал, что недавно — 1965 году 5-я улица Октябрьского Поля переименована в честь П. С. Рыбалко. Вот и второй материал, который можно писать «не отходя от кассы» — очерк про маршала бронетанковых войск, дважды Героя Советского Союза, участника гражданской войны, а в годы Великой Отечественной войны — заместителя командующего, командующего танковыми армиями, в последние годы жизни — командующего бронетанковыми и механизированными войсками Советской Армии — можно было писать, просто открыв архивные документы.

Я проглядел остальные данные по улице. Определенный интерес представлял кинотеатр. Жилой дом (первоначально — корпус № 16. На первом этаже которого 13 февраля 1956 года был открыт кинотеатр «Юность»).

Но все же я остановился на школе. В прошлом году 725-я школа стала школой № 57 с углублённым изучением немецкого языка. Для журналиста было интересно, что Школа начала международное сотрудничество со школами ГДР,

Я уже ехал в гостиницу, когда мелькнула мысль о собственных знаниях в иностранных языках. Лично я неплохо знал английский. Попробовал сказать на других языках фразу: я живу в гостинице. Получилось почему-то на иврите: «ани гора отель», хотя в прошлой жизни я толком его и не знал. По-английски вышло более уверенно: «I live in a hotel». По-французски тоже вышло не плохо: «Je vis dans un hôtel», спасибо ветеринару. И неведомо как получилось на вовсе непонятном наречье: «Би зочид буудалд амьдардаг». Сперва я подумал, что это бурятский, ибо в Иркутске было много бурят. Но потом отголоски личности боксера подсказали — монгольский. Он, наверное, гонял в Монголию телят, так зарабатывали в СССР некоторые отчаянные. Если прибавить лекарскую латынь, то неплохой набор получился!

Но тут такси затормозило у «Москвы» и я вышел, оплатив счетчик. Целых 2–70 вышло, но я не просил сдачу, так что получил благодарность.

В вестибюле гостиницы я заметил парочку гостей: солидного мужчину в каракулевой шапке пирожком, мадам в лисьей дохе и мальчика в курточке, из под которой выглядывали штанишки до колен и теплые чулки. Невольно вспомнилось, какие мучения доставляли эти чулки в детстве, которые еще и пристегивались сложной системой держалок.

Пожалуй, самым любопытным явлением в 1960-е годы был детский лифчик, который носили и девочки, и мальчики. Лифчик представлял собой короткую маечку на пуговицах или её ещё называли жилеткой.

К ней пришивалось 4 резинки-подвязки, к которым крепились чулочки. На открытке это хорошо видно.

Пан был прост. Для очерка про маршала бронетанковых войск Рыбалко требовалось зайти в Ленинскую библиотеку и попросить архивные материалы. В школу и к последнему члену танкового экипажа следовало зайти лично. Получалось три материала: очерк, интервью и репортаж. Следовало добавит на торт для главного редактора изюминку. Которой несомненно являлись четкие фотографии. Купить хороший фотоаппарат в современном магазине я вряд ли бы смог. Но есть альтернатива. И эта альтернатива прямо рядом, тут — в вестибюле.

— Сколько в среднем ты зарабатываешь в месяц? — спросил я фотографа, курчавого мужичка лет сорока со жгучими семитскими глазами на довольно заурядном лице.

— Когда как, а вам зачем?

— Ну двести, триста выходит?

— Всякий раз по-разному, а вы почему интересуетесь?

— Хочу нанять тебя на пару дней.

— На выезде я беру по семьдесят рублей в день, не считая расходов на материалы. Ну там реактивы, фотобумага, пленка.

— А какой фотоаппарат для выездов? Ты же не эту дуру с собой тащишь? — указал я на громадные аппарат на треноге.

— У меня есть старая, добрая лейка![2]

— Пойдет. Тогда завтра с утра падаем на такси и погнали. Пленку заберу, мне нужные еще небольшие фото 9×12 сойдет. Зато ваша фамилия, как автора фотографий, появится в Известиях. Если, конечно, материалы напечатают. Вас как зовут?

— Михаил Исаакович Крамер. А вы журналист?

— Нет, только хочу им стать. Но плачу наличными, вот вам аванс. — И я протянул фотографу стольник

Теперь предстояло где-то пообедать. И следовало это сотворить со вкусом. Я покопался в общей памяти. Она, строенная память, подсказала — «Арагви». Достаточно демократический ресторан с вкусной острой кухней. При том — рядом, на Горького.

Пошел, дыша полной грудью. В этой Москве еще не нужен был противогаз — автомобильное движение было умеренным. У ресторана стояла полукилометровая очередь. Я пробился к дверям и взмолился:

— Пропустите солдатика, очень кушать хочется.

Посетители, взглянув на грудь гимнастерки, сами застучали в дверь, вызывая швейцара. Да и столик мне нашли удобный, в углу. Там сидел один человек, уже подвыпивший и удивительно знакомый.

— Мы к вам солдатика подсадим, — сказал официант. — Вы его не обижайте, герой и раненный.

И тут я вспомнил длинного парня — Женя Евтушенко. Я лично встречался с ним в прошлой (теперь — будущей) жизни, а боксер, наверное, знал ео по Иркутску. Земляк все же. Интересно, что он к этому году написать успел? Не начать бы ему цитировать его собственные, еще не написанные. Идут белые снеги…[1]

[1] Идут белые снеги,

как по нитке скользя…

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя.