Когда начался финальный подсчёт голосов, у меня все внутренности сжались в горошину. В сентябре вошли и даже укрепились в Думе, неслыханный для трансгуманистов успех, когда это в России интеллигенция имела право слова?

Сердце трепещет, как у тургеневской барышни, это же придется вступить в некрасивую гонку политиков, что совсем не для кабинетного ученого. С другой стороны, прошли те времена, когда вождь должен был скакать на большом и страшном коне во главе войска, чтобы иметь право рулить и повелевать.

В роковой день выборов собрались в офисе на Подсосенском, кроме комитета партии пришли наиболее активные, кто-то остался в зале, кто-то демократично устроился на подоконнике, а самые инициативные сгрудились за главным столом, здесь могут поместиться все футболисты «Шахтера» вместе с тренером и лечащим врачом.

За столом со мной Бабурнин, Черноклюв, Фауст, Яфет, Знак, Шнырев, самые работящие, остальным лишь бы поболтать, не взваливая на себя никакие функции, среди тех и Аркаша Ламм, умнейший из умнейших, но полностью размагниченный, для него всё плохо и всё в жизни говно полное, а что не полное, то полнейшее.

– Ребята, – сказал я негромко, нас не так много, сидим близко, – все мы слишком интеллигентны для любой черной или грязной работы, вроде чистки канализации или политики. Но что получилось, то получилось. Подсчёт голосов ещё не начался, но по результатам экзитпола…

Голос перехватило, что-то не могу выговорить такое обрекающее слово, но Бабурнин сказал бодро:

– Экзитпол рулит!.. И результаты весьма…

Черноклюв бухнул:

– Да что с клопа резину тянете?.. Наша партия идет с отрывом. И таким… заметным.

Яфет сказал мягко:

– Да ладно, давно пора. С каменного века ценность интеллекта росла, хоть и медленно.

– Но всё равно неожиданно, – ответил я, кое-как совладев с голосом. – Количество перешло в качество как-то очень уж скачком… Если при подсчёте голосов совпадет с результатами экзитпола…

Я снова замолчал, ужасаясь перспективой, а Бабурнин, что не претендует на пост главы государства и потому не видит ужасающих бездн и вызовов, продолжил живо и деловито, словно покупал мороженое на улице в ларьке:

– …то победим с таким счётом, что не нужно ни с кем входить в коалицию! Честно говоря, меня самого трясёт от ужаса, даже не знаю, как чувствует себя наш закаленный вождь Константин Васильевич. Я не представляю, как он из наших размагниченных интеллигентов составит правительство!

Я вздохнул, покачал головой.

– Будем работать со старым. А трансгуманистов введем в состав помощниками и советниками. Пусть учатся быть хитрыми и пронырливыми.

Аркадий, что остался в зале, хоть и в переднем ряду, сказал наставительно:

– Успех в жизни связан с честностью и порядочностью. Если у вас нет этих качеств – успех гарантирован! Потому рекомендую на этот ответственный пост министра торговли нашего дорогого Бабурнина. Ему никто не сумеет помешать защищать наши торговые интересы на международной арене.

Бабурнин набычился, посмотрел с мрачной угрозой.

– Аркаша, кем-кем ты меня обозвал?

– Министром торговли, – сказал Ламм поспешно. – Будешь самым успешным…

Бабурнин поднялся, в стиле Черноклюва повел плечами, не столь широкими, но крепкими и явно хорошо накачанными в спортзале, даже шеей показательно хрустнул.

– Сейчас я тебе покажу, – пообещал он, – какой я тебе министр, да ещё торговли!

Я поморщился.

– Тихо-тихо!.. Вижу, уже на треп перешли. Эх, мы тоже человеки, долго мозгами работать не можем, слесарить начинаем…

– Скоро начнем аугментацию, – сказал мечтательно Фауст, – а там и до киборгизации рукой подать…

– Нужно всё подготовить, – сказал я. – Мир не выдержит, если всё появится вот так и сразу!.. Эх, а нам ещё заниматься ещё и тем, что тянется с прошлых веков и без чего человеки не представляют жизни…

– Будем отстригать хвосты, – пообещал Бабурнин. – А нашей Аркаше ещё и язык обрежу.

Я поднялся, сказал устало:

– Время позднее, на сегодня закончим. Продолжим завтра. Но завтра мир уже будет другим, помните!

У двери на приставных стульях два крепких молодых парня с прямыми спинами, я не помнил их раньше, прошел мимо, уже догадываясь насчёт их профессии.

На улице ночь, но небо светлое, даже пару звезд видно, это Москва, правильно сделал Ленин, что перенес столицу из вечно хмурого и аристократичного Петрограда в беспечную купеческую Москву.

За мной начали выходить наши ребята, сразу по ту сторону двери меня за локоть взял крупный мужчина с суровым лицом, в зале я его не видел, сказал негромко:

– Я вас провожу до автомобиля. Давайте ключ, ваш инфинити отгонят по вашему адресу.

– А я на чем?

– Отныне с водителем. Он же телохранитель.

Справа и слева придвинулись ещё двое, этих я уже видел, но ещё четверо отличаются от моих трансгуманистов, как доберманы от пинчеров, проводили нас взглядами и быстро забрались во второй точно такой же армированный джип.

Я сел на заднее сиденье, со стороны той двери сидит мужчина, что и Черноклюва согнет, не поморщится, но я за ним, как за стеной из костей и мускулов, а с этой стороны сел тот, что и провел меня к автомобилю

Я махнул своим ошарашенным трансгуманистам рукой, мол, не беспокойтесь, а севшего спросил:

– Добавочная охрана?

– Да, господин Ропуха. С этого дня в вашей жизни добавится неудобств, но это у всех, кто поднимается так высоко. Даже если не политик.

– Почему?

– Олигархи, – напомнил он небрежно, – главы нефтяного промысла… Да вообще все, у кого либо власть, либо деньги, либо связи на высшем уровне. Я полковник Иван Бровкин…

– О, – сказал я, – уже полковник? Поздравляю. Вы командуете охраной?

Он улыбнулся.

– Не этой. Просто решил посмотреть на новый объект. Господин Ропуха, вы понимаете, теперь ваша жизнь должна быть прозрачной. Пока что для силовых и проверяющих органов…

– …а когда-то и для всех, – договорил я. – Вы трансгуманист?

– Нет, – ответил он с легкой улыбкой, – но я посмотрел вкратце тезисы вашего движения. В целом, мне нравится. Но сейчас важно, что вы принимаете неизбежность того, что вы, как глава одной из лидирующих партий, должны находиться под повышенной защитой. Мы должны знать о вас всё… В смысле, куда едете, с кем, почему. Нас интересует только ваша безопасность, а не имена любовниц. Это всё будет строго засекречено.

Я буркнул:

– Да какие любовницы, у меня жена,