— Есть, — не стал скрывать Леонид Леонтьевич. — Причем довольно молодая особа. Примерно в возрасте его дочери. Ее зовут Викторией, и она работает в бухгалтерии завода. Разумеется, эта связь держится в большой тайне, жена у Валеры дама решительная, однако вряд ли кто-то из нашей с вами мужской компании побежит делиться информацией.

Разумеется, у нас такого желания не возникало. Однако то, что Сокольников имел любовницу, никак нельзя было назвать просто пикантной подробностью. Конечно, множество мужчин гуляют налево, но, если кто-то из них пропадает в неизвестном направлении, довольно неумно отмахиваться от любовного варианта как от несущественной детали личной жизни. Лямский дал нам подсказку — возможно, совершенно намеренно, возможно, просто к слову пришлось, но я решил, что тропку к Виктории протоптать надо непременно. Пусть даже эта тропка приведет в никуда.

— Так вот расскажу вам два случая из собственной практики, касающиеся Сокольникова и имеющие, на мой взгляд, отношение к нынешней ситуации, — сказал Лямский. — После того как я из райкома комсомола ушел, мы с Валерой довольно долго не виделись. Однако не видеться — это еще не значит друг друга напрочь забыть. И потому, когда в начале нулевых годов наш стройтрест решил один совместный проект вместе с машзаводом запустить, я позвонил Сокольникову. Сами понимаете, в бизнесе старые знакомства — уже половина успеха. Мы с Валерой встретились, довольно хорошо поговорили, я попросил его свести нашего коммерческого директора с их коммерческим директором, и тот сказал, дескать, без проблем. А коммерцией у нас тогда руководил презанятный парень — из молодых, очень толковый, ему лет тридцать было, но выглядел моложе. Его фамилия Зуданов. Не слышали?

Мы не слышали, в чем и признались: а почему, собственно, мы непременно должны слышать? Лямский пояснять не стал, продолжив:

— Так вот Зуданов сходил к Сокольникову, а когда вернулся, аж трясся от злости. Валера с ним обошелся, как с первогодкой профтехучилища. Принялся жизни учить, про самонадеянную молодежь рассказывать, про то, что серьезные люди привыкли иметь дела с серьезными людьми, и зеленые пацаны напрасно думают, будто им позволят просто так пенки снимать. В общем, поступил с парнем препогано да к тому же неосмотрительно. Тот проект мы все-таки осуществили, но с другим заводом и с большой взаимной выгодой, а Зуданов через четыре года стал начальником областной лицензионной палаты. У машзавода же было немало поводов в эту палату обращаться и, как вы догадываетесь, проблемы здесь возникали на каждом шагу. Зуданов общения с Валерой не забыл, кому надо на заводе об этом намекнул, и хотя лицензии не входили в обязанности Сокольникова, но именно его заставили выписывать вокруг Зуданова круги. А все почему? Захотелось в свое время без всякой нужды, а только для собственной радости потоптаться у парня на голове.

Лямский замолчал, вопросительно уставился на нас: дескать, понимаете, какая дурь? Я с ним был полностью солидарен. В конце концов, всех нас еще в детстве учили не плевать в колодец, только не все это запомнили.

— А вот вам второй случай, — вновь заговорил Леонид Леонтьевич, — совсем свежий. Вероятно, вы знаете, что умные люди выборами начинают заниматься отнюдь не тогда, когда избирком официально отмашку дает, а значительно раньше.

При этих его словах Гудилин выразительно заерзал на стуле и осуждающе уставился на начальника.

— Да ладно! — отмахнулся Лямский. — В этих играх правила давно всем известны, нечего прикидываться. Так вот где-то в начале весны мне позвонил Сокольников, предложил вместе поужинать. Причем сразу заявил, что приглашает он, а значит и платит тоже он. Привез меня в роскошный ресторан, потчевал всякими изысками и осыпал любезностями. Когда Валера хочет, он замечательно умеет это делать — люди просто тают и считают Валеру милейшим человеком. Но я-то сразу понял, что все это не просто так, а есть большая надобность. А уже к концу ужина Валера заговорил о предстоящих выборах и начал интересоваться, не собирается ли Саватеев свою кандидатуру выставлять. Я честно ответил: соображения такие имеются, однако есть и большие сомнения, посему окончательное решение еще не принято. И тогда Валера стал меня сговаривать на то, чтобы Валентин Егорович на выборы не шел, а поддержал Шелеста. В случае же победы обрисовал, какие Саватеев получит выгоды для своего бизнеса и вообще для жизни. Меня лично тоже бы не обидели. Тут уже, признаюсь, я схитрил и сказал, что предложение весьма заманчивое, однако же бороться придется прежде всего со Звягиным, а тот противник мощный. Поддержать-то Шелеста можно, однако в случае проигрыша можно и большие проблемы поиметь. Вот тут-то Валера крылья во всю ширь расправил и начал рассказывать, как Звягина давить будут, а заодно и всех тех, кто на параллельных дорожках побежит. Заманчиво, замечу вам, все это выглядело и очень близко к сегодняшней действительности. Когда Валентин Егорович на выборы пошел, мы замыслы Валериного штаба в полной мере на себе ощутили. И это, замечу вам, в определенной степени хорошо, потому как действия их для нас вполне предсказуемы.

Лямский неожиданно встал с кресла, прошелся по кабинету, потом резко подошел к Гениному столу, оперся о него руками и в упор уставился на Кирпичникова.

— Вы поняли, к чему я вам все это рассказываю?

Гена не шелохнулся. Леонид Леонтьевич постоял в такой полусогнутой позе несколько секунд, медленно опустился в кресло и сказал:

— Я рассказываю вам все это к тому, что в нашем городе достаточно людей, которых в разное время Сокольников элементарно обидел. Причем обидел походя, особо не задумываясь, а это и есть самое больное. И его исчезновение может быть результатом хорошо продуманной мести. Даже если после выборов Сокольников благополучно вернется домой, ему все равно придется скверно. С одной стороны, он руководитель штаба, который пусть вынужденно, но бросил команду в самый ответственный момент. С другой стороны, если команда и без него сработает хорошо, то это будет означать, что Валера вовсе не такая ключевая фигура, какую из себя изображает. Это первое. А второе… Если все же справедлива ваша версия, и Валеру похитили в интересах политической игры, то менее всего такое похищение выгодно мне. Потому что самый опасный противник — это тот, чьи действия ты не можешь предугадать. А для меня Валера ясен и понятен, как букварь. Зачем мне ликвидировать такого человека? Чтобы ему на смену — а это неизбежно — пришел тот, кто для меня как японская грамота?

Откровенно говоря, в рассуждениях Лямского была основательная логика. Если старый друг лучше новых двух, то даже два старых недруга лучше одного нового, потому как