походила на натянутую струну, и ощущала, что в любую секунду какая-то жила внутри лопнет, отчего мое напряженное тело развалится на части.

Иаким распахнул двери перед цесаревичем и поспешно уступил ему дорогу. Мы с Тиром поднялись и одновременно поклонились Гориславу.

– Оставьте ненужные церемонии. Присаживайтесь, раз пришли, – разнесся по залу приемов зычный голос цесаревича.

Я наконец подняла голову, чтобы взглянуть на наследника престола. Он оказался довольно высок и подтянут, черный китель идеально сидел на широких плечах цесаревича, а золотые эполеты поблескивали в свете множества свечей. Русые волосы, аккуратно зачесанные от лица, открывали нашему взору угловатые черты, светлые брови и глаза, что цепко следили за каждым моим движением.

Цесаревич чинно опустился на место императора, и только тогда посмели сесть мы. Его длинные пальцы барабанили по столу, а взгляд не отрывался от меня. Тира, казалось, и вовсе не существовало для Горислава.

– Признаться, я представлял вас по-другому. Устрашающая ведьма Амаль, о которой ходят ужасные слухи на юге империи. Та самая злодейка, что сожгла ни в чем не повинного мальчишку, братоубийца и главная героиня всех страшных историй, которые сейчас рассказывают в Мирее. Так вот вы какая.

Я скрипнула зубами, но покорно склонила голову. До чего же мешался бесов платок! Под ним нещадно чесалась голова. А руки чесались создать пламя, да поярче, чтобы в тоне цесаревича появился страх, а не снисходительность.

– Признаться, вы очень даже красивы. Я считал, что столь опасная особа должна обладать каким-нибудь уродством, – продолжал цесаревич. Чего он добивался? – Вас портит этот ужасный платок. Снимите его.

– Прошу меня простить, цесаревич, но я не посмею снять платок. Это нерушимая традиция Нарама – женщины покрывают голову везде, кроме дома, – мягко ответила я. Ложь отдавалась горечью яда на языке. – Открыв голову, я опозорю себя и своего жениха. Нет наказания хуже.

– Вы уверены, что нет кары хуже? Разве такое уж тяжкое преступление – снять платок? Уж вам-то известно, что есть деяния пострашнее. Например, убийство собственного брата.

– Он сошел с ума и чуть не убил не только меня, но и нашего старшего брата.

– А я не об Арлане говорю. – На лице цесаревича мелькнула опасная ухмылка.

Я воззрилась на него как можно честнее, выражая невиданное изумление. Язык словно прирос к нёбу под пытливым взглядом Горислава, но тут в разговор вмешался Тир:

– Мы просили вас об аудиенции именно по этому поводу. Наверняка вы знаете, что брат пленил Амаль Кахир и ее служанку, а после держал их в подвале своего имения. Только благодаря навирам Адрамской роты девушек освободили…

– И один из них убил воеводу Нарама, – перебил его наследник престола. – Кажется, он приходится женихом вашей сестре. Вернее, приходился.

Он вновь многозначительно взглянул на меня и выплюнул:

– Пока не вступил в греховную связь с вашей невестой.

Тир сжал кулаки под столом, и это движение не укрылось ни от меня, ни от цесаревича.

– Ваша невеста боится опозорить себя и вас, сняв платок, но не боится делить постель с женихом вашей дражайшей сестры. Любопытные нравы в Нараме.

– Ваше Императорское Высочество, мы пришли, чтобы узнать, когда убийца воеводы Нарама предстанет перед судом, – выдавил Тир, совладав с собой.

Цесаревич осклабился и с деланым сочувствием протянул:

– Первая стража и рада бы передать убийцу суду, да только он не выдержал допросов. Сегодня утром навир скончался. Признаюсь, парень продержался дольше, чем его подельники-сослуживцы. Мы уже избавились от тел. Пусть скажут спасибо, что их не бросили на съедение падальщикам, а сожгли по традиции и позволили обрести покой.

Слюна встала поперек горла, и я отчаянно закашлялась. Нет, это неправда! Ублюдок блефовал и выжидал! Он знал, что мы с Амиром были близки. Знал, что я пришла, чтобы помочь любимому мужчине, и потому изощренно издевался над всеми нами. Он и вправду подонок каких поискать!

– Я удовлетворил ваше любопытство? – любезно поинтересовался цесаревич. – Тогда удовлетворите и вы мое, Амаль. Успел ли ваш брат сделать с вами то, чего так желал?

Я вытаращилась на Горислава. Нет… нет, он не мог знать!

– Видите ли, Шайзар узнал о больных чувствах воеводы Нарама к вам. Потому и убил его так жестоко. Ревность – черта слабых людей. Она и свела в могилу двух мужчин, желавших вас. Делайте выводы, Тир. Испытывать чувства к этой женщине опасно.

По лицу Тира заходили желваки, а кулаки побелели от напряжения. Я знала, что он видел эти постыдные воспоминания, но ни вчера, ни сегодня никак не касался их в разговоре. Тир наверняка почувствовал, как горько мне вспоминать об Айдане и его признании. Цесаревич же бередил рану ржавым лезвием.

– Первой страже о тайной страсти воеводы Нарама поведала еще и девушка по имени Ида. Помните такую?

Я замерла, и цесаревич, кажется, безошибочно уловил отвращение на моем лице. Он усмехнулся и продолжил:

– Она пыталась торговаться в надежде, что Первой страже еще неизвестно, какие непотребства ваш брат делал с вами… кхм… или же хотел сделать. Думаю, сейчас я обрадую вас: ее с пристрастием допросили чтецы тела, прежде чем бросить в темницу. Ваш брат творил с ней такие вещи, что и сказать стыдно. Кажется, пару раз он даже назвал девку вашим именем, а после особенно жестоко поимел. Надеюсь, вас не постигла эта участь.

На лице цесаревича проступила притворная жалость, а Тир протяжно вздохнул, будто бы чудом сдерживался, чтобы не броситься на ибнара с кулаками.

– Вам, Ак-Сарин, наверняка удастся избежать печальной участи мужчин, влюбленных в Амаль Кахир. Со дня на день помолвка будет расторгнута, и вы вздохнете спокойно. В конце концов, Амаль Кахир помогла вам избавиться от зарвавшегося братца. Разве что-то еще требовалось от нее? Знаете, суд над Иссуром – то еще веселье. Мне даже любопытно, как быстро брат сместил бы вас, если бы не нарамская ведьма, которую боится весь Адрам. Вы не желаете ему смерти, а он без сомнений убил бы вас ради желанного места. Вот она, братская любовь. Уж поверьте мне, ее не существует.

Что-то внутри екнуло. Если вскоре нашу помолвку расторгнут, значит, император объявит меня воеводой? Мне бы радоваться, да только тяжкий груз давил на плечи, не позволяя поднять головы.

Амир… Дорогой мой, жив ли ты или ублюдок Горислав не соврал?

– Мой отец слаб и болен, но, если бы не он, я бы не позволил вам разгуливать на свободе, Амаль. Шайзар подозревал, что вы явились к брату, чтобы убить его и отомстить за своих солдат. Я уверен, что он прав. Уж кому,