«Как тебе?» – всегда спрашивал отец. Едва шевелясь, я с широко раскрытыми глазами отвечал: «Офигенно».

В одну судьбоносную субботу отец принес домой кассету с фильмом «Рэмбо: Первая кровь 2». Мне очень нравилось, как Сильвестр Сталлоне косил легионы бойцов, которые встали у него на пути. Он даже сбил вражеский вертолет взрывной стрелой из лука! Эту сцену позже воссоздали в классической игре Rambo III для Sega Genesis, которую я залпом прошел во времена романа с Sega.

Американская поп-культура в равной степени состоит из насилия, крови, жестокости и секса. Это часть нашего естества. Мы развлекаем себя нашими самыми сильными страхами и желаниями.

Чтобы ознакомиться с противоположной точкой зрения, я с помощью недавно созданного веб-сайта под названием Amazon заказал две книги на эту тему. В книге Stop Teaching Our Kids to Kill[28] («Прекратите учить наших детей убивать») Дэйва Гроссмана утверждалось, что видеоигры снижают чувствительность детей и повышают вероятность очередного «Колумбайна». А в книге Killing Monsters[29] («Убивая монстров») Джерарда Джонса – что фантазия и воображаемое насилие помогают детям победить пресловутого «монстра под кроватью». Я считал, что они оба неправы.

По мне, всему виной жестокое обращение. Слишком много детей подвергались эмоциональному, психологическому или физическому насилию дома и в школе, и это постоянно игнорировалось либо оправдывалось. Как человек, над которым издевались в школе, который пережил смерть родителя, подвергался насилию со стороны взрослого извращенца, которого избегали из-за плохой кожи и который проехал через всю страну, в результате чего ему пришлось заводить новых друзей в самый хрупкий период подросткового возраста, я знаю, что значит испытывать боль от изоляции, одиночества, отчуждения и незащищенности. Я знал, как легко эти чувства могут перерасти в гнев и отчаяние. Я знал, как легко подобное могло случиться со мной.

Интересно, сколько других людей в глубине души видели в себе такой же потенциал. Мне бы хотелось, чтобы этим детям помогли как можно раньше.

В записанном перед бойней видео Харрис и Клиболд говорят о том, что ими движут ярость и гнев. Харрис рассказывает, что переезжал пять раз, находился «в самом низу пищевой цепочки» и что сверстники постоянно высмеивали его «лицо, волосы, рубашки». Клиболд тоже отмечал, что был белой вороной. Я понимал, какую боль и ярость они испытывали. Знал, насколько жуткими могут быть эти чувства. И при этом я куда больше оказался одержим видеоиграми. Так почему же я никого не убил? Ответ прост: нет никакого ответа. Вот почему политики и СМИ так стремились обвинить видеоигры. Нужно какое-то простое объяснение, потому что правда, состоящая в том, что все произошло по слишком трудным для понимания причинам или вообще без причины, была очень пугающей.

Есть простое объяснение тому, почему в видеоиграх так много насилия: его легко и быстро придумать и сделать. Стрельба – это элементарное взаимодействие, гораздо более простое, чем сложная анимация, необходимая для файтинга. В шутере вы наводите прицел или бросаете снаряд, сражаясь с противником. Игры основаны на обратной связи. Действие и результат. Риск и вознаграждение. Закончить играть вы должны с чувством удовлетворения.

Мы никогда не думали об отказе от насилия или уменьшении его масштабов в UT после «Колумбайна». Нападки политиков и экспертов еще больше сплотили нас и придали решимости сделать отличную игру.

Уровень 4

Живой продукт

Я провел лето 1999 года в офисе Epic, ковыряя с коллегами Unreal Tournament в поисках багов. Обыкновенная рутина при разработке. В процессе мы обнаружили эмерджентный геймплей – программисты не помнили, что кодили подобное, и в итоге никто не понимал, как некоторые удачные штуки вообще оказались в игре.

Например, мы добавили возможность уворачиваться от снарядов, что привело к эмерджентности, напоминающей рокетджампы от id. Если дважды нажать влево или вправо на «стрелочках», игрок отпрыгнет в сторону или даже вперед или назад. Оказалось, что, если сделать это на наклонной поверхности, можно быстрее забираться в определенные места. Кто же знал?

А лифтджампинг! Если игроки поднимались на лифте на самый верх карты и прыгали именно в тот момент, когда достигали вершины, то получали суперпрыжки, которые позже помогали собрать спрятанные нами бонусы.

Для гейм-дизайнеров эмерджентный геймплей считался Святым Граалем, наличие которого считалось хорошим знаком. Основной геймплей тоже был в порядке. Unreal Tournament целиком и полностью состояла из многопользовательских боев насмерть. Тим с программистами создали удобную функцию автоматической загрузки, благодаря которой мы могли не опасаться, что наши сетевые доски объявлений заполнят жалобы на мультиплеер. Тем не менее я настаивал, чтобы на коробке с игрой указали, что подключение к интернету для игры в UT необязательно.

«В игре есть боты, – писал я на форумах, – можно будет играть и офлайн».

В сентябре мы выпустили демоверсию UT, до последнего пытаясь угнаться за грядущим релизом Quake III Arena. Еще к Роли приближался ураган Флойд, который вполне мог помешать нам работать, а Марку Рейну – успеть на рейс в Нью-Йорк, чтобы доставить физическую копию оригинала нашему издателю. Электричество в наших офисах действительно отрубилось, но на следующий день после того, как Марк улетел.

Сильнее наших смелых заявлений о том, что в игре «больше свистелок и перделок, чем во всех часовых мастерских в Рейнланде», была только реакция поигравших в демку. GT хотела удвоить внимание к соревновательной составляющей и велела изобразить кубок на обложке игры.

Unreal Tournament «ушла на золото» 15 ноября и поступила в продажу через неделю. Марк решил сделать игру самостоятельной, потому что блестяще считывал индустрию. «Техническое и геймплейное чудо», – ликовал один из обзорщиков. Другие хвалили разнообразие режимов, уровни, оружие, ботов, мощный и при этом доступный редактор движка. Однако важнее всего то, что UT стала популярной у покупателей. К концу года продажи игры превысили сто тысяч копий, а выручка составила два миллиона долларов и продолжала расти.

И это мы только начали. Марк убедил Тима, что нужно портировать UT на Sony PlayStation 2, чтобы продемонстрировать нашу технологию на этой платформе и увеличить выручку с лицензии. В офисе все знали, что я не фанат PlayStation, и меня не то чтобы радовал выпуск видоизмененной игры с упрощенным управлением. Намечалась неблагодарная душная работенка. Как-то я зашел в кабинет Тима и увидел, что тот возится с ранним девкитом PS2. Он посмотрел на меня и ухмыльнулся: «Гляди, Клифф, я теперь консольный программист!»

С тех пор в индустрии некоторые вещи так и не