Текст Кончаловского был опубликован за тринадцать дней до появления в российских кинотеатрах «Турецкого гамбита». Через месяц после публикации статьи газета разместила запись материалов круглого стола, в котором среди прочих участвовали Кончаловский, Кирилл Разлогов (директор Института культурологи) и Даниил Дондурей (главный редактор «Искусства кино»). Обмен мнениями состоялся после того, как фильм Файзиева возглавил рейтинг проката. Его успех оказался в фокусе разговора. Дондурей заявил, что точка зрения Кончаловского, согласно которой «рынок убивает качество и профессионализм», является «суперконсервативной». По мнению Дондурея, в России наблюдается «демократизация художественной продукции», а это, в свою очередь, означает, что на рынок поступают как хорошие, так и плохие продукты272. Дондурей также сказал, что оценивать отношения рынка и искусства следует во временнóй перспективе. В ближайшей перспективе успех служит доказательством демократизации, а в долговременной свидетельствует о художественной ценности фильма. В этом плане «Турецкий гамбит» – абсолютный чемпион как пример «демократического» успеха, а «Зеркало» Тарковского стало успешным только через десять лет273.

Кончаловский, естественно, с этими доводами не согласился, сказав, что успех «Турецкого гамбита» и «Ночного дозора» зависел не столько от демократизации рынка, сколько от «нового политбюро», в которое вошли телепродюсеры, предпочитающие продавать масскульт, а не подлинную культуру. Кончаловский блистал цитатами из Михаила Эпштейна, утверждая, что такой рынок приводит к «постинформационной травме» и блокирует память274. Иначе говоря, потребление культуры блокбастеров создает общество, лишенное знания и культурной глубины.

Следующей ударной темой в обсуждении «Гамбита» и блокбастеров стала история.

В конце марта санкт-петербургский писатель и критик Александр Толкачев опубликовал статью «Киношный лохотрон», где анализировал рыночный характер «Гамбита» и его обращение к прошлому. Фильмы, подобные «Гамбиту», Толкачев сравнил с мошеннической схемой финансовых пирамид. Поскольку скандалы 1990‐х годов стали прививкой против оглупления масс, новые капиталисты и телепродюсеры обратились к поп-культуре. В доказательство порочности «Гамбита» Толкачев цитировал «Капитал» Маркса, который писал, что за прибыль в 300 процентов капиталист готов на любое преступление275. «Турецкий гамбит», писал Толкачев, при бюджете в 5 миллионов долларов собрал 16 миллионов. Его «преступление» в том, что он служит якобы «выигрышным билетом», который киношники будут снова и снова использовать, чтобы получить легкие деньги276.

Столь же тяжкие преступления совершил фильм против истории. «Примитивный», по словам Толкачева, герой побеждает врага и спасает империю голыми руками. Он заключает: «Турецкий гамбит» имеет такое же отношение к истории, как хижина к дворцу. Понятно, что его авторы сделали детектив, а не историческое кино. Но зачем тогда Борис Акунин в рекламном трейлере на Первом канале путешествует на места Русско-турецкой войны? Кажется, что только ради кассовой прибыли. Кстати, ролик получился гораздо интереснее, чем фильм. Торговля историей, по мнению Толкачева, одурачит несведущих зрителей, заставляя их поверить, будто история, показанная на экране, представляет «объективный» взгляд на врага-мусульманина и саму войну277.

Через два месяца в той же газете с точкой зрения Толкачева поспорил артхаусный режиссер Вадим Абдрашитов. К маю выяснилась победа фильма над американскими блокбастерами, и аргументы Кончаловского теперь можно было адресовать российским блокбастерам. В целом соглашаясь с Кончаловским, Абдрашитов более позитивно отнесся к значимости «Гамбита». Он сказал, что его «порадовал» триумф фильма, потому что люди, покинувшие кинозалы, «теперь туда возвращаются». А успех «Турецкого гамбита» отличается от успеха, например, «Ночного дозора». В «Гамбите» впервые за несколько лет появился положительный герой в самом простом смысле слова. И он превосходит силы зла. В результате «Гамбит» «внушает оптимизм»278.

Валерий Кичин, который брал это интервью, прервал собеседника, заметив, что «Дозор», «Гамбит» и «Бой с тенью» в художественном плане примитивны и не рассчитаны на думающего человека. Абдрашитов с этим согласился и, несмотря на поддержку «Гамбита», уточнил, что культура не всегда должна быть просто предметом потребления. Необходимо бороться с культурой казино, насилия и попкорновой идеологии, и делать это должно хорошее искусство. Главное, что отметил Абдрашитов, – это возможность привлечь аудиторию к артхаусному кино через успех «Гамбита». А ключ к этому – в истории. Почти все фильмы артхаусной эстетики, даже сериалы для думающего зрителя, – это диалог с прошлым: «Водитель для Веры», «Свои», «Долгое прощание», «Московская сага», «Дети Арбата», «Брежнев» – все обращено туда. Потому что человек не может существовать без опоры!279 И все должно быть адаптировано к массовому потреблению, даже сама история России. И вот в кинотеатрах и на телевидении появляются блокбастеры, которые легко воспринимаются широкой публикой и даже иностранцами. Другими словами, возвращение к прошлому создает необходимые инструменты, чтобы освоиться в настоящем280.

«Искусство кино» и «Сеанс» также посвятили специальные блоки обсуждению значимости исторических блокбастеров в связи с победой «Гамбита», противоречий в российском кино и визуализации исторической памяти в 2005 году281.

Накануне выхода следующего фильма по акунинскому сценарию Валерий Кичин писал о внезапном появлении исторических блокбастеров, краеугольный камень которых заложил «Сибирский цирюльник». В нем присутствовали все привлекательные черты блокбастера: впечатляющие ландшафты, захватывающий сюжет, шикарные балы, операторское искусство, масштабная массовая сцена Масленицы, съевшая львиную долю бюджета. С появлением «Ночного дозора» кино более отчетливо встало на продюсерские рельсы. Результаты не замедлили сказаться: «Ночной дозор» приблизился по сборам к американским хитам, «Турецкий гамбит» его превзошел, а «Статский советник», по предположению Кичина, должен был побить этот рекорд, чего, правда, не случилось. Объясняя причину этого успеха, Кичин писал, что «Турецкий гамбит» был сделан дерзко и красиво, но исторически он далек от точности. Тут ясно проявились особенности конвейерного производства: многие спецэффекты скопированы с «Ночного дозора». В конечном счете все три фильма сделаны одними и теми же руками на линейке российского блокбастера282.

Евгений Майзель, оставляя в стороне исторические неточности, отмечает, что «„Турецкий гамбит“, репрезентирующий российский блокбастер», «питается преимущественно дрожжами квасного патриотизма»;

ельцинская риторика многополярности сменилась путинским пафосом «единой и неделимой», непредсказуемые рокировки – скучными и из года в год повторяемыми заклинаниями против невидимых, но обступающих врагов283.

Для многих критиков использование в «Турецком гамбите» прошлого стало ключом к новому изводу российского патриотизма эпохи попкорна. Фильм, воспринятый как попытка реанимации России прекрасного прошлого, демонстрировал, что современной русскостью и ее художественным наследием придется пожертвовать.