— Крестись!

— Так ведь я в это всё не верю…

— Не верь, — легко согласилась Иволга. — Но уважение прояви.

Вошли. В храме пахло особенно — ладаном, воском и еще чем-то неуловимым. Служба, о которой говорила Ива, уже закончилась, так что по главному залу бродила только парочка старушек. Растерявшись в незнакомой атмосфере, я не отходил от красноволосой ни на шаг. Иволга подошла к окошку церковной лавочки.

— Здравствуйте. Отец Андрей сейчас не занят?

Ей что-то ответили, и девушка кивнула.

— Вы не могли бы передать, что к нему прихожанка с юга? Спаси вас Боже.

Мы ещё раз перекрестились и прошли в основное помещение. Здесь Иволга поклонилась нескольким иконам, потом достала из рюкзака тонкую жёлтую свечку. Для меня это оказалась так же неожиданно, как если бы подруга извлекла из сумки живого кролика. Ивушка же зажгла свечу и поставила её перед одной из икон, что-то шепча себе под нос. Я разобрал только «рабу Божию Александру». Ива поклонилась, поцеловала нарисованный лик, и села на лавочку неподалеку. Я примостился рядом.

— Никогда бы не подумал, что ты верующая!

— Не верующая, — тихо ответила девушка.

В этот момент я окончательно перестал понимать происходящее.

Из дверей в перегородке, разделявшей храм и алтарь, вышел молодой священник. Поверх рясы он накинул чёрную куртку, в руках держал теплую вязаную шапку. На вид ему было от двадцати до тридцати — точнее определить мешала борода. Я точно знал, что это священник, не только и не столько потому, что он вышел из алтарного помещения, а из-за взгляда. Спокойного, чуть отрешенного и доброго. Такой бывает только у истинно верующих. И у некоторых сумасшедших. Заметив Иволгу, священник направился к нам. Мелкая вскочила и пошла навстречу, увлекая меня за собой.

— Привет, батюшка!

Священник усмехнулся и кивнул.

— Давно тебя тут не видно, прихожанка. Увлеклась, — он посмотрел на меня. — мирскими делами?

— Ага, деревья выращиваю! — с готовностью подтвердила Ива. — Здравствуй, Андрюш.

— И ты не болей, — кивнул священник. — Нужно прибрать дорожку снаружи, там и поговорим. По пути можешь представить нас с твоим новым другом.

— Кедр — Андрейка, Андрейка — Кедр, — протараторила оторва.

Я покраснел.

— Глеб. Приятно познакомиться.

Андрей понимающе улыбнулся.

— И мне.

Мы выбрались наружу. Мне было неловко, Иволге — смешно с меня, а Андрей пребывал в каком-то отрешенном благодушии. Достав из подсобки метлу и лопату, священник стал не спеша подметать листья и снег, собирая их в кучки и убирая с дорожки. Не зная, что сказать, я спросил:

— А разве в храме нет дворника, или уборщика?

— Он нам не требуется, — ответил Андрей. — Физический труд — важная составляющая монашеской жизни. Так что большую часть работ в монастыре выполняется братией.

— А… — я потер носком ботинка каменную кладку. — Значит, ты — монах.

— Да.

Неловкое молчание затягивалось. Иволга, казалось, вообще не обращает на нас никакого внимания. Присев на ближайшую лавочку, красноволосая пялилась в небо, болтая ножками. Длинная юбка, конечно, мешала ей делать это эффектно, но остановить не могла. Андрей домёл до ворот, поздоровался с нищими и вернулся к нам, оставив инструмент у ограды. Подошёл к Иволге и сел рядом.

— Ты в смятении. Что произошло?

Мелкая фыркнула, ножки замерли друг на друге.

— Опять цыганские фокусы демонстрируешь?

Монах пожал плечами. На ветку дерева неподалеку села одинокая ворона. Ива молча смотрела на собственные колени.

— Ну, если ты пришла молчать, тогда я пойду дальше мести, — Андрей сделал движение, чтобы подняться.

— Ладно, ладно! — вдруг выкрикнула мелкая. — Не дави, батюшка!

— К каждому прихожанину — свой подход, — монах расслабился, откинувшись на спинку лавочки.

Иволга выдохнула, села прямо и выпалила:

— Скажи, что такое «свобода»?

Несколько секунд стояла полная тишина — Андрей не двигался, только расслабленно моргал, а Ива, задав вопрос, сразу уменьшилась и уставилась себе под ноги. Я прислонился к дереву, остро ощущая себя третьим лишним.

— Ты споткнулась, да? — наконец, спросил монах.

— Ну, началось! — закатила глаза девушка. — Вот поэтому с тобой тяжело говорить!

— Я только спросил…

— Мы не на исповеди, — жестко отрезала Иволга. — На вопрос отвечай!

Андрей сцепил пальцы в замок и положил руки на колени.

— Хорошо, хорошо. Тогда вот тебе ответ: свобода — это Бог.

Мелкая только фыркнула.

— У тебя на все один ответ. И чего я сюда приперлась?!

— Чтобы самой себе доказать, что я не прав? — беззлобно предположил священник.

— Конечно не прав! — Ива вскочила. — Посмотри, сколько всего у тебя Бог отнял! Ты отказался от целого мира, на всю жизнь! И это — свобода?!

Монах кивнул.

— Тебя ограничивает мир, не позволяя раскрыть весь потенциал собственной души. Отрешившись от мира, я, волею Божией, выхожу за его границы. Всё, что от меня требуется — служить нашему Создателю и поддерживать порядок в монастыре. Служить бывает трудно, ведь человек слаб, но каждый раз, когда становится тяжело, я молюсь…

Иволга прищелкнула пальцами.

— Вот! Тебе тяжело без мира, ты чувствуешь, как давят стены!

Андрей поморщился, но ругать за выкрик не стал.

— …Молюсь, и становится легче. Чувствую себя на своем месте. Мысли не скачут, страх отступает. Я с Богом, Бог — со мной. Чего бояться? Какие границы могут остановить Его волю?

— Может ли он создать камень, который не в силах поднять? — сощурилась Ива.

— Ты пришла сюда, чтобы кидаться банальностями? — монах скрестил руки на груди. — И, если уж спросила, то да, может, и при этом останется всемогущим. В этом камне, кстати, кроется ответ на твой первый вопрос.

— Ну и? — насторожилась мелкая. — Что за камень?

— Человек, — ответил я.

Оба — и Иволга, и Андрей — повернулись ко мне так резко, что стало ясно: они совершенно забыли в пылу спора,