— Ты злопамятный. И циничный.

— А вы думаете, я добрался до должности полковника из-за титула? Так вот, я заслужил его своей честностью, бескомпромиссностью и жестокостью к нашим врагам. Я служу нашему королю Ульросу и нашей стране. А вы ее предали, — последнюю фразу я буквально выплюнул.

Так противно стало находиться с ним рядом в одном помещении, что я скривился.

— Ресталь…

— Для вас я — полковник Соринь! И если у вас нет никаких тайн, о которых хотели сообщить мне, то я пойду. Много крыс мы отловили недавно. Теперь работы прибавилось. Не желаю видеть вас дольше положенного, а для этого нужны доказательства и ваши признания. Пройдет суд, и вперед, отправляйтесь отдавать долг родине!

— Счет. Есть один счет, куда я откладывал деньги со всех полученных мной наследств и первых прибыльных лет работы порта. Тогда я еще не ввязался во все это. Если так получится, что моя девочка или жена освободятся первыми, то отдай им эти деньги. Не оставь их на улице. Отсели к границе, в самый глухой городок, не выпускай их оттуда, но не оставь без денег. Не привыкли они работать, — едва слышно попросил он, смотря на меня каким-то больным взглядом.

— Если все так как вы говорите, то любых денег им будет мало. Потратят на наряды и драгоценности, и обнищают… Я обещаю, что прослежу за их переездом и отдам деньги вашим женщинам. И все. Дальнейшая их судьба меня не касается.

— Спасибо. Я верю тебе. Вам, полковник Соринь, — он назвал подставное имя, и я кивнул.

Может быть, мы и нашли его, а может и нет. Заверю Ульроса, что правильно будет дать копейки, получив огромные суммы от этого семейства. Всего отнять не выйдет, да и не нужно. А так, и выплату произведем, и вроде как не из казны.

— Вот и замечательно. Прощайте. Надеюсь, больше не увидимся, — я собрался уходить, решив, что на сегодня с меня достаточно его общества.

Впрочем, не факт, что мы вообще увидимся с ним.

— Погоди! Скажи про эти средства Элоизь. Сейчас скажи. Она в меня пошла, в мою родню. Может дел натворить. Даже самоубийство посчитает выходом. Вам-то не нужен труп моей девочки?

— Хорошо. Стража! — дверь приоткрылась, и я приказал. — Увести лорда Киль и привести сюда младшую леди Киль. Нужно кое-что уточнить.

— Будет сделано.

Оставшись в одиночестве, я тяжко вздохнул. Зачем мне такие заботы? Разве много добра я видел от этих людей? Почему я не могу отказать ему сейчас, ответив, что предательницам ничего не полагается? Глупость моя, но не слабость. Если рассуждать, то возможное самоубийство действительно нам не на руку. Слухи и прочий бред нам не важен. Сейчас двор и так гудит от сплетен и надуманных подробностей многочисленных арестов. Нас не осудят, если Киль ничего не получат после заключения. Да и не положено им ничего за предательство.

Но, с другой стороны, куда пойдут две леди после каторги? На улицу? Торговать собственным телом за кусок хлеба? Ведь никто не примет их просто так. Не возьмет в жены опозоренных, постаревших и больных, после тяжелого физического труда. Правильно, никто не поможет им. Пусть и с нарушением, но я, возможно, спасу жизнь им. Смогут вложить деньги, отлично. Будут жить счастливо и сыто. Нет, значит не очень-то им хотелось жить.

Щелкнул замок, и стражник сообщил, что привел заключенную Элоизь Киль.

Я обернулся и осмотрел мою бывшую невесту. Тусклые волосы, бледная кожа, полное отсутствие макияжа сделали ее некрасивой и даже страшной. Платье, в котором ее привезли, уже растеряло свой яркий цвет, но бывшая богачка отказывалась переодеваться, кидая приносимые вещи в ведро для туалета. Настаивать никто не собирался. Хочет она ходить вонючей, но в дорогих тряпках, пожалуйста.

— Что? Пришел злорадствовать? — вскинув подбородок, выдала оскорбленная невинность. — Погоди, я освобожу для тебя часок в моем плотном графике допросов. У следователей я прямо нарасхват. Того и гляди, уведут у тебя невесту.

— Раз шутишь, значит, о смерти не помышляешь. Я тут не по собственной воле. Твой отец очень просил меня сказать тебе, что для вас с матерью, той, которая его жена, он скопил некоторую сумму денег. Я передам вам их, если вы освободитесь живыми после каторги. Жить будете не в столице, как понимаешь. И никогда в нее вернуться не сможете.

— А что так? Боишься моей мести? Правильно боишься. Я тебя не забуду, — зло продолжала она.

Меня подобная наивность разозлила. О какой мести она думает? Неужели настолько глупая?

— Ты совсем наивная? Не я виноват, что вы все ввязались в заговор против короля. Ты хоть понимаешь, что вам с матерью не хватило вот столько чтобы оказаться на виселице? — Я показал на пальцах ту самую малость, едва раздвинув их. — Идиотки! Вот, кто вы. Хочешь острить, пожалуйста. Строить планы мести — я не против. Но учти, если я узнаю, что ты принялась к исполнению мести, я тебя убью. Сожгу или разорву в облике дракона. Поверь, он давно это желает. Я с трудом удерживал его уже очень давно, а ведь именно меня, черного дракона, твой отец планировал посадить на опустевший трон. Если он верил в мою силу, то и ты в ней не сомневайся. Понятно?!

— Понятно, — промямлила она и опустила взгляд в пол. — Теперь и ты приказываешь мне. Смотришь на меня свысока. Я же теперь без денег…

— Да. А еще и без титула, который не подарили тебе твои папочки со своим переворотом. Смирись, или сдохнешь. Там, работая на шахтах, и ты, и все те дураки, которых мы арестовали, поймете, что ошибались. Если и там не дойдет, то вы умрете, когда ваш гнев и обиженное шушуканье надоест охране. Там работают не ангелы. Они избивают до кровавых ран кнутами за то, что вы отказываетесь работать и устраиваете драки за дополнительную порцию еды или самое теплое место в общем бараке. Там нет лекарей с сотнями зелий. Вас будут лечить лишь частично. Снимут наполовину боль, затянут основные кровоточащие раны, и отправят работать. Будут следить, чтобы не гноились раны, и вы не подохли. Вы лишь рабочая сила. Как лошади или мулы. Вы не будете людьми. И если ты не умеришь свой пыл, то сдохнешь.

Элоизь тихо плакала, и ее слезы сбегали по щекам от моих слов. Как не странно, но смерти я ей не желал. Уже не желал. Она слишком на многое замахнулась, и теперь ее выживаемость зависит лишь от того, сможет ли она перестроиться достаточно быстро, чтобы выйти на волю не инвалидом и не вперед ногами.

— Почему мы, Ресталь? Чем я и моя семья такое заслужили?

Я намеренно сгущал краски, надеясь, что так будет проще ей привыкнуть и к женскому бараку, и к труду, куда бы ее не отправили.

— Вы сами решили свою судьбу. Затеяли все, спонсировали практически все мероприятия и планировали беспорядки с убийствами. Если ты не понимаешь, насколько ты и твоя семья виновата, то мне тебя жаль. Ты глупая дура, а не та сообразительная Киль, о которой рассказывал твой отец. Тебе, а не твоей матери он доверил секрет про деньги. Потому что ты, по его мнению, сможешь закрыть дверь в прошлое и начать свое дело. Небольшое, но то, которое сможет вас прокормить. Я даю тебе фору. У тебя будут годы подумать и подобрать то, чем ты сможешь заниматься. Научиться работать в заключении и применить свои знания уже на воле..