Шрифт:
Закладка:
Она слышала, как Михай возится в гостиной. Она внимательно прислушивалась к его медленным, неторопливым шагам. Даже в носках его поступь была тяжелой. Когда Михай передвигался по дому, создавалось впечатление, будто свинцовые гири ударялись об пол. Марице было слышно, как он стряхивал капли дождя со своих волос и как те падали на пол.
По тому, как энергично свет заплясал по стенам, можно было понять, что Михай поднял лампу над собой, чтобы получше рассмотреть гостиную. Лампа раскачивалась, и в ее неровном свете поочередно проявлялись очертания то часов, то креста на стене, то стола, то комода. В углу стоял патефон Марицы, на котором лежала ее жестяная коробка с иголками, коротко блеснувшая на свету. Рядом с патефоном находился диванчик, его высокая спинка и подлокотники были до блеска отполированы Марселлой. Михай двинулся к нему. При неверном свете лампы гостиная, казалось, была сплошь усеяна острыми углами различной мебели, и Михай двигался так, словно комната кишела змеями, которых он пытался избежать. Еще один шаг – и он потерял равновесие и свалился, неожиданно для себя споткнувшись о чье-то тело на полу гостиной.
Марица замерла, услышав шум.
Лампа Михая прыгавшими пятнами освещала помещение в то время, как он пытался подняться на ноги. Свет зигзагами метался от стены к потолку, от потолка к столу, от стола к стулу, пока, наконец, не остановился у ног Михая. Стало видно лицо Франклина, который проснулся и тупо моргал от света лампы, бившего ему в заспанные глаза.
Михай свирепо посмотрел на него сверху вниз.
Какого черта ты здесь делаешь?!
Франклин вскочил на ноги, поднял с пола циновку и сунул ее себе под мышку.
Что ты делаешь в доме?! В такой час?! Где Марица?!
Франклин, спотыкаясь, пытался найти дорогу к выходу.
Убирайся отсюда к черту!
Марица вскочила с кровати и босиком выбежала в коридор. Ее длинные взъерошенные волосы свободно спадали ей на спину. Она стремглав промчалась по коридору как раз вовремя, чтобы в последний раз взглянуть на Франклина, который выскальзывал из дома под дождь.
Она почувствовала запах Михая еще до того, как увидела его. От него пахло смесью сигарного дыма, вина и свежего дождя. Он опустился на диванчик. Марица придвинулась поближе к нему.
Большинство мужчин, которых Марица знала в Надьреве, держали в доме кожаный ремень, демонстративно повешенный на крючок у входной двери. Михай никогда не бил ее ремнем, да Марица и не видела этого ремня в его доме, и все же сейчас она почувствовала легкий трепет страха.
В полутемной комнате его голубые глаза казались серыми, в них холодным металлом плескался гнев.
Почему он был в этом доме ночью?! Ответь мне, Марица!
Михай резким движением вскочил с диванчика гостиной. Он редко когда испытывал ярость, но сейчас это чувство целиком овладело им. Его скрученные в тугой узел нервы требовали физической разрядки, кровь кипела, в голове хаотично метались различные мысли. Единственной частью его существа, не охваченной гневом, было то теплое чувство, которое он все еще испытывал к Марице.
Он, пошатываясь, направился к ней.
Марица медленно попятилась назад. Допятившись до стула у стены, она схватила его за изогнутую спинку и толкнула перед собой, заслоняясь от Михая.
Мы не женаты! Я могу делать все, что мне заблагорассудится!
Михай пнул стул обратно к Марице. Тот с треском ударился об пол и упал набок. От удара задребезжал патефон, жестяная коробка с иглами свалилась с него. Иглы веером рассыпались по полу, усыпав его серебряными искорками.
Ты не мой муж! Ты не можешь указывать мне, что делать!
Из-за сырой погоды в доме стала ощущаться прохлада. Легкий сквозняк потянулся через всю гостиную и ледяной ладонью коснулся Марицы. Она дрожала от холода и возбуждения, страх продолжал нервной дрожью биться в ее груди.
Преодолевая его, Марица шагнула ближе к Михаю. Его лицо было пунцовым. У его ног нечеткими очертаниями просматривалось пространство, где раньше лежала циновка.
За те три года, что Марица была с Михаем, она с присущей ей энергией устраняла все проблемы, которые возникали в их отношениях. И все же он все еще так и не женился на ней.
Михай почему-то вдруг показался Марице меньше ростом. И тогда она прильнула к нему.
Пока я не твоя жена, я могу делать все, что мне заблагорассудится.
* * *
Пятница, 20 августа 1920 года
В ратуше было заметно прохладнее, чем на улице. Ее каменные стены летом хорошо защищали от жары, которая нередко превышала тридцать градусов. Но дожди, зарядившие в августе, свели жару на нет, и температура на улице теперь едва поднималась до двадцати пяти градусов, а в ратуше было и того меньше.
Сегодня сельская ратуша была закрыта для широкой публики. Марица стояла в самом центре ее парадной залы. На ней была шелковая шляпка, украшенная перьями с маленькими цветами. Это была ее любимая шляпка, которую она привезла с собой из Будапешта и которая до сих пор хранилась в красивой шляпной коробке в платяном шкафу. Марица сама уложила свои шелковистые волосы цвета воронова крыла, собрав их в локоны и заколов под шляпкой. Она научилась этому методу путем проб и ошибок, присматриваясь к тому, как женщины высшего света Будапешта делают укладку волос.
Платье Марицы было тонким и длинным, с ниспадающими воздушными рукавами, но со слишком тесным корсажем. За последние годы Марица не прибавила в весе ни грамма, однако вместе с тем заметила, что ее тело совершенно удивительным для нее образом покрупнело. Ее кольца стали налезать на пальцы уже с некоторым трудом, а платья в талии теперь заметно жали. Марица упорно сопротивлялась этим неизбежным возрастным изменениям, продолжая давать портнихе те же мерки, которыми она пользовалась с тех пор, как ей исполнилось двадцать лет.
Сегодня Марица надела свою лучшую пару шелковых чулок, которые
