И л ь я  П р о к о п ь е в и ч. Это проще всего — передоверить другому. Человек сам должен быть себе судья. И нет суровей приговора, который он сам себе вынесет.

Е г о р. Что ты говоришь!

И л ь я  П р о к о п ь е в и ч. А то, что слышишь. Ты вот сейчас бросаешься на всех. Почему? Стыдно мне за тебя, Егор, стыдно!

Е г о р. Извини, дорогой отец, но я в нравоучении не нуждаюсь.

И л ь я  П р о к о п ь е в и ч. Ну да, ты же у нас грамотный, образованный. Но кто сделал тебя таким? Кто? Забыл? Мальчишка! А, да что с тобой говорить… (Уходит.)

Е г о р. Нет, в доме невыносимо. Что я? Залез государству в карман? Убил человека?

Появляется  П е т р  в военной форме.

П е т р (поет).

Разве я мог подумать,

Что и в эту осень

Буду с тобой в разлуке,

Жить от тебя вдалеке.

Снова слышатся стоны

Тонкоствольных сосен…

Жить в одинокой каморке

И, как солдат, налегке!

Егор, ты, я вижу, дома.

Е г о р. А где я должен быть?

П е т р. Лена сказала, что ты еще не возвращался из совнархоза.

Е г о р. Я приехал час тому назад.

П е т р (набирает номер). Товарищ дежурная, меня на одиннадцать часов вызывали Сочи. Хочу доложить, что я на месте. Да, Селиванов Петр Ильич. Спасибо! (Кладет трубку.) Подождем. А знаешь, Егор, ты когда-то верно сказал: с Валентиной Павловной можно две жизни прожить, и все не наскучит. Я очень рад за нашего Дмитрия.

Е г о р (сквозь зубы). Я тоже.

П е т р. Егор, тебя ждут. Свадьба в самом разгаре.

Е г о р. Мое отношение к этой свадьбе тебе известно, и изменять его пока что не собираюсь.

П е т р. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Е г о р. Я своих решений не меняю.

П е т р. Значит, ты в совнархозе не был?

Е г о р. Да, не был.

П е т р. Лена выдумала?

Е г о р. Это ее дело.

П е т р. Что ж, вольному воля. Каждый поступает так, как ему кажется необходимым. (Встает и, напевая, уходит в другую комнату.)

…Но осень пришла,

Примчалась с косыми дождями.

Над чужою землею

Повисли чужие туманы.

Егор нервно прохаживается по комнате, прислушивается к песне, снова закуривает. С нетерпением ожидает Петра.

Петр возвращается. Распечатывает пачку сигарет.

Е г о р. Гм. «Вольному воля». Демагогия! Жить, как я хочу, не получается. Надо жить так, как тебе велят. Я вот не пошел на свадьбу, и что вышло? Моя Лена и отец раздули это в целое событие.

П е т р (смотрит на телефон). Скажи, Егор, ты когда-нибудь раздумывал серьезно над своей жизнью?

Е г о р. У меня для этого нет времени.

П е т р. Иногда не мешает.

Е г о р. Я самоанализом не занимаюсь. Живу, как все.

П е т р. Это тебе так кажется!

Е г о р. Что тебе не нравится в моей жизни?

П е т р. Всё! Плохо живешь. Душно не только тебе, но и тем, кто рядом с тобой!

Е г о р. Благодарю за откровенность. Это благодарность за мои хлеб-соль?

П е т р (с обидой). Сколько я тебе задолжал?

Е г о р. Я не о том, Петр.

П е т р (достает деньги). Вот, получай! Это за хлеб, а это за соль. (Кладет деньги на стол.) Я привык долги выплачивать сполна.

Е г о р. Да ты не так меня понял, Петр. Я сказал глупость, не подумал, погорячился. (Возвращает деньги.) Не придирайся к словам. Но с оценкой моей жизни, извини, не согласен. Я работаю как вол. Я честным трудом зарабатываю кусок хлеба. Меня никто не может упрекнуть в нечестности.

П е т р. Знаю. Не об этом речь.

Е г о р. Мое общественное лицо известно каждому. Не за красивые глаза меня избрали депутатом областного Совета.

П е т р. Все верно: ты много работаешь, депутат. Но речь, повторяю, идет не об этом.

Е г о р. А о чем же?

П е т р. О твоей партийности. Чувство партийности потерял, Егор. Слово «коммунист» со словом «мещанин», сам понимаешь, не рифмуется. А ты стал мещанином.

Е г о р. Как ты смеешь мне это говорить?

П е т р. Смею! У меня на то все основания. Круг твоих интересов замкнулся. Он не выходит теперь за пределы твоего особняка, сада, не подымается выше мачты телевизора.

Е г о р. А комбинат?

Петр молчит.

Значит, ты врал, когда восторгался моими успехами, успехами моего комбината?

П е т р. Видишь ли, комбинат — это только одна сторона дела. Я не склонен затушевывать твоих заслуг. Они, бесспорно, у тебя есть. Но и на комбинате, наверное, многое могло быть по-другому.

Е г о р. Так вот, слушай: я заслужил право на приличную жизнь. В боях заслужил.

П е т р (строго, сдержанно). Все заслужили. Все двести двадцать миллионов. Но разве приличная жизнь — это стремление к покою, возможность отстраниться от борьбы, умение устроиться удобно за счет ближнего? Нет, Егор.

Е г о р. В чем же, собственно говоря, я проявил себя мещанином?

П е т р. Как-то ты говорил мне о почке. Ты слышал, как она лопнула, видел, как оживал зеленый листок, почувствовав тепло, свет, солнце.

Е г о р. Это лирика. Какое она имеет отношение к делу?

П е т р. Я полагал, что, приветствуя рождение зеленого листа, ты думал о новых побегах тополя. Но твое внимание привлек колпачок. Егор, дорогой Егор, ты с твоими способностями, с твоим талантом мог бы десятью комбинатами управлять. А ты от одного устал. Да!.. Засосало тебя, дорогой Егор, спокойное, мещанское благополучие, засосало по самую шею!

Е г о р (взорвавшись). Вздор!

П е т р. Да-да! Отсюда все и идет. Поменялся местами: лист из колпачка, а ты — в колпачок.

Е г о р. Слишком ты горячий, как я погляжу. Хотел бы я, чтобы ты хотя бы месяц пожил в моем «спокойном» благополучии.

П е т р. Скажи, почему ты, не поговорив с отцом, отправил его на пенсию?

Е г о р. Потому, что я его сын. Потому, что его года подошли.

П е т р. Неправда! Ты отправил его на пенсию только потому, что он понадобился тебе дома. Потому, что тебе нужен работник.

Е г о р. Отец — член моего семейства.

П е т р. А почему Дмитрий ушел и от тебя и с комбината?

Е г о р. По дурости. Я, кажется, тебе объяснял. Солнце тоже далеко не всем угождает.

П е т р. Извини меня, но объяснения твои не очень-то убедительны. Правильно Дмитрий поступил, что ушел от тебя. Да и ты был по-своему прав, когда отпустил его.

Е г о р. Ох, мудрено! Что-то я не понимаю. И он прав, и я прав. Так как будто не бывает.

П е т р. Он правильно поступил — не захотел сидеть в канцелярии. Не место там молодому инженеру. Составлять докладные да отчеты, сам понимаешь, не велика радость. Ну, и ты со своей точки зрения правильно