Квартира, которую Шурик называл «берлогой» казалась филиалом какого-нибудь музея – все три комнаты были заставлены старинной мебелью и разным антиквариатом, из которого Владе больше всего понравились медные подсвечники в виде наяд. Наяды были как живые, казалось, что сейчас они бросят свечи и начнут танцевать… Пока Шурик варил в турке кофе, Влада ходила и смотрела, стараясь, чтобы ее интерес выглядел эстетичным, а не вульгарно обывательским.

– Дед очень любил всю эту хреномундию, – словно бы стесняясь, сказал Шурик. – Надо бы, конечно, взять себя в руки и обставиться по-современному…

– Не надо! – вырвалось у Влады, но она тут же спохватилась и добавила: – Семейные традиции – это же прекрасно!

Для знакомства с родословной Шурика Влада выбрала очень элегантный способ – пока пила кофе, упомянула о том, что обожает рассматривать старые фотографии, и Шурик тут же притащил два пухлых альбома.

– Надо бы, конечно, взять себя в руки и все оцифровать, – сказал он, – но все некогда.

– Не надо! – ответила Влада, поглаживая рукой истершийся бархат переплета. – В цифре все волшебство пропадет, а так можно насладиться запахом времени…

Спасибо маме, смолоду приучившей дочь к чтению умных книг! Начитанный человек всегда сможет вставить в разговор что-то уместное.

Запахом времени наслаждались недолго, с четверть часа, поскольку сидение рядом на диване располагало совершенно к другим занятиям, но Влада успела узнать, что дед Шурика был известным дирижером, а отец – оперным певцом. Самому же Шурику, как он выразился, «медведь наступил на ухо три раза», поэтому пришлось податься в художники. Оно, может, и к лучшему, потому что выступления перед публикой – очень нервная штука… Декорации малевать куда спокойнее, всегда есть возможность переделать, если что не так.

– Декорации к «Иоланте» два раза переделывать пришлось, – пожаловался Шурик. – В процессе казалось, что все хорошо, а по окончании становилось ясно, что никуда не годится…

Влада не относилась к ценительницам оперного искусства, но во время своих прогулок по центру она часто проходила мимо Большого театра и потому была в курсе репертуара.

– Ты работаешь в Большом? – ахнула она. – Фантастика!

– Хотя бы в этом следую семейным традициям, – улыбнулся Шурик. – Хожу по той же сцене, по которой ходили дед и отец.

Другой бы начал знакомство с приглашения в Большой театр, а этот партизан ни словом не обмолвился о том, в каком именно театре он работает! И во всех сферах Шурик был таким, нехвастливым. Предложит съездить на выходные в Питер, поздравить старого приятеля с днем рождения, а приятелем окажется Вилли Голик, наш отечественный Том Уэйтс! Пригласит «на посиделки» к бывшей однокласснице, но не скажет, что та работает диктором Первого канала. А зачем говорить? Важно же не то, где и кем она – диктор, а то, что они вместе учились. Иногда Влада с ужасом думала о том, что она могла бы отшить Шурика при знакомстве и тогда не было бы всей этой сказки… Спасибо Инке за то, что вовремя глаза открыла.

После третьего секса Шурик предложил переехать к нему, а через неделю после переезда признался, что всю жизнь мечтал встретить такую женщину, как Влада. Окажись на месте Влады какая-нибудь дура из тех, кто считает нужным ковать железо, пока оно горячо, то она начала бы активно подталкивать Шурика к предложению руки и сердца, но Влада была умной и понимала, что поспешность в столь важных вопросах только вредит. Сначала нужно убедиться в том, что рыба крепко сидит на крючке, и только потом тянуть ее из воды, иначе велик риск все испортить. Действовать нужно не спеша, но так, чтобы наверняка.

Инка, как и полагалось близкой подруге, была в курсе всех обстоятельств сказочного Владиного романа, как хороших, так и плохих. Точнее, не плохих, а, скорее настораживающих, потому что в таком замечательном романе ничего плохого по определению не могло быть.

Шурик совершенно не умел правильно обращаться с деньгами. Зарабатывал он хорошо, как говорится – дай Бог каждому, но и тратил тоже хорошо, не оставляя ничего «на черный день». «Надо бы, конечно, взять себя в руки…» говорил он, но все как-то не получалось. Впрочем, по этому поводу Влада особо не тревожилась – если все у них сложится, то финансами станет ведать она и деньги перестанут утекать сквозь пальцы.

Другое обстоятельство настораживало сильнее. Творческие натуры – они такие ранимые… Если у Шурика что-то не ладилось по работе или, скажем, ему нахамил сосед (в элитной «сталинке», где когда-то жили лауреаты да академики, теперь обитал весьма разномастный контингент), то в постели мог случиться конфуз. Влада к этому относилась с пониманием, стараясь акцентировать внимание на хорошем, а не на плохом, но Шурику непременно нужно было завершить начатое и, если, несмотря на их обоюдные старания, завершения не происходило, любимый на несколько дней впадал в хандру. На Владино: «ну подумаешь, пустяки какие, с каждым может случиться», Шурик отвечал такими горькими вздохами и такими трагическими взглядами, что сердце замирало, а по спине табунами бежали мурашки. Влада прекрасно знала, что мужчинам нельзя позволять концентрироваться на эпизодах несостоятельности, иначе эта несостоятельность из эпизодической перерастет в постоянную. Логика подсказывала, что к разным там виаграм тоже прибегать не следует, потому что виагра – это рубеж, перешагивать через который очень непросто. Больно сознавать, что раньше ты мог сам, а теперь – только после таблетки. Но самым опасным последствием конфузов могла стать замена объекта, к которой Шурика могли подтолкнуть как чувство вины перед Владой, так и надежда на то, что с другой женщиной все может сложиться лучшим образом.

«Если Бог даст, то и в окно подаст», говорят в народе. Решение проблемы было преподнесено Владе на блюдечке во время празднования дня рождения известного актера Матвея Максимова в ресторане «Разно Соль». Согласно правилам светского этикета пары за столом рассаживали порознь. Владе выпало сидеть между какой-то чопорной пожилой дамой, при взгляде на которую сразу же вспоминалась старуха Шапокляк, и внучкой детского писателя Никиты Гусарова, с которой Влада была шапочно знакома – встречались иногда на предыдущих тусовках. Внучка, толстая рыжеволосая баба категории «квашня», сначала держалась так же надменно, как и Шапокляк, но с каждой опрокинутой рюмкой оттаивала все больше и больше. К моменту подачи десертов она уже держалась с Владой, словно с закадычной подругой, а закадычным подругам положено делиться сокровенным.

– Жорик мой года два назад совсем радовать перестал, – сказала писательская внучка,