Ганцзалин, которому меньше всего хотелось трястись по разбитой дороге, полностью этот план одобрил. Жаль только, сказал, что нельзя прямо так, по Янцзы, доплыть до Тибета. На это Нестор Васильевич заметил, что после Чунцина начинается Тибетское нагорье, куда и на мулах-то взбираться трудно, не говоря уже о том, чтобы форсировать речные пороги и водопады на пароходе.

– Вот я и говорю: жаль, что нельзя, – невозмутимо повторил помощник. Потом посмотрел на Загорского и добавил: – Если бы Юань Шикай дал нам аэроплан, мы долетели бы до Лхасы за считанные дни.

Однако Нестор Васильевич назвал эту идею фантастической. Во-первых, у Юань Шикая нет аэропланов. Во-вторых, никакой аэроплан не поднимется на такую высоту. В-третьих, даже у мощного «Русского витязя» дальность полета всего 170 километров, после чего его снова нужно заправлять, а в горах сделать это невозможно просто физически. Одним словом, до Чунцина они плывут на пароходе, а потом едут верхом.

Но Ганцзалин не унимался. В нем внезапно проснулся бережливый китаец, и он предложил сэкономить деньги, то есть вместо парохода арендовать джонку и плыть до Чунцина на ней. Загорский сказал, что эта идея еще глупее, потому что плыть они будут против течения, а значит, придется брать бурлаков. По реке расстояние между двумя городами составляет больше тысячи километров. Средняя скорость движения лодки с бурлаками против течения едва ли будет больше полутора километров в час – это раз. Бурлаки тянут лодку только в светлое время суток – это два. Сколько займет такой путь, страшно даже подумать.

Итак, способ передвижения был избран самый комфортный из имеющихся. Однако, планируя поездку, Нестор Васильевич не учел одной детали. Он знал, что по Янцзы ходит торговый пароход «Шутунлу́н», на котором он и хотел добраться до Тибетского нагорья. Но отчего-то Загорский полагал, что пароход ходит как раз от Ханькоу до Чунцина. Однако уже в Ханькоу выяснилось, что пароход курсирует только между Ича́ном и Чунцином, а до Ичана от Ханькоу еще надо добраться. Расстояние там было не очень большое, что-то около трехсот километров, но его все равно требовалось как-то преодолеть.

– Сначала все взвесь, а потом и лезь, – сардонически заметил Ганцзалин, узнав о просчете хозяина.

– Конфуций пустил ветры – дух учености достиг небес, – не остался в долгу Нестор Васильевич. – Между прочим, из нас двоих китаец ты, и ты должен знать, какие пароходы и куда ходят.

– Между прочим, я из Китая уехал сорок лет назад, так что еще неизвестно, кто из нас больший китаец, – отвечал помощник.

– Что ты имеешь в виду? – поднял брови Загорский.

– Я имею в виду, что не хочу я набивать мозоли на заднице, скача верхом, когда есть спокойный путь по реке. Возьмем джонку, да и поплывем, как люди, а не будем растрясать мяса, как дикари – верхом. На конях и мулах мы еще наездимся, когда попадем в горы.

Загорский заметил, что, судя по разговорам, Ганцзалин стареет. Помощник отвечал, что и сам Нестор Васильевич моложе не становится – достаточно взглянуть на него при ярком солнце, а, впрочем, свет луны тоже не сильно его омолодит.

– Ладно, – сказал Нестор Васильевич. – Бог с тобой, поедем на джонке.

Ганцзалин заявил, что это мудрое решение, и за это мудрое решение господин еще сто раз скажет спасибо ему, Ганцзалину, который на это решение его и натолкнул. А сейчас, похоже, самое время пообедать. Можно, конечно, забежать в какую-нибудь харчевню, но он рекомендует отправиться на здешний морской рынок – говорят, тут продаются такие деликатесы, которые не сыщешь и в Ханчжо́у.

Нестор Васильевич пожал плечами – морской рынок так морской рынок. Выспросив дорогу у крутившегося неподалеку от них почтенного дао́са, они отправились к месту ганцзалиновских вожделений.

Рынок ханько́уский мог поразить воображение даже человека подготовленного, не говоря уже о богатых иностранцах, которые ходили сюда ради зрелища, как в музей или кунсткамеру.

На обширных пространствах рынка почти везде стояли большие и малые клетки и аквариумы, в которых извивались многочисленные змеи – водные и сухопутные. Рядом с ними трясли шерстью грызуны размером от маленькой мыши до упитанного бобра. Чуть дальше торговцы огромными ножами оттяпывали головы курам, уткам и голубям, а если покупатель хотел тушку целиком, просто скручивали шеи быстрым движением кисти. Без всякой опаски и очень ловко продавцы выхватывали из аквариумов змей целыми пучками и швыряли в мешки, чтобы тут же взвешивать на весах.

В огромных лоханях и тазах шевелили плавниками разнообразные рыбы и морские твари, от заурядных карпов до ядовитых иглобрюхов и от зубастых мурен до клешнятых мечехвостов. Рядом лежали всевозможнейшие ракушки, мидии и устрицы – от мельчайших, с ноготь, до гигантских, величиной с большое блюдо. Неуклюже шевелились накрытые сетью радужные крабы, пятились хвостом вперед упрямые раки, ползали и плавали черепахи – морские, прудовые, триониксы, кожистые, листовые, коробчатые и все прочие, которыми так богата изобильная китайская земля, а, точнее, китайское море. Замерев от страха и прикрыв лупатые глаза, ежились в клетках бурые лягушки.

Были здесь и хайшéны – морские огурцы, незаменимые при тяжелых болезнях, да и просто очень вкусные в руках умелого повара, и морские коньки, полезные для увеличения мужской силы, и даже такие существа, которым и названия, наверное, не было в русском языке.

Жадно втягивали жабрами воздух рыбьи головы, отрезанные от тел, а обезглавленные туловища их лежали тут же рядом и судорожно подергивали хвостами.

– Ну, и что в этом хорошего? – спросил Загорский, поморщившись: он не любил смотреть на мучения живых существ.

– Я слышал, что здесь подают деликатес – мясо летучей мыши, – объявил Ганцзалин. – Надо попробовать.

Нестор Васильевич только головой покачал: трудно поверить, что Ганцзалин – хуэй. Он когда-нибудь слышал слово хара́м[29], или хотя бы – халяль[30]? Или он полагает, что поедание мышей, пусть даже и летучих, дело богоугодное и рекомендованное шариатом? Где у пророка Мухаммеда сказано, что правоверный должен есть грызунов?

– Вера не в желудке, а в сердце, – нахально отвечал Ганцзалин. – Главное – не допускать харам в разум и душу, а из живота я его как-нибудь извергну.

Однако, когда Загорский увидел мертвые черные тушки летучих мышей, выложенных на импровизированном прилавке, он протестующе поднял руки.

– Прошу тебя, Ганцзалин, нет, не прошу, а приказываю – закажи себе любую тварь, только не это, – сказал он. – Иначе ты мне отравишь все пребывание в Китае, они мне будут сниться, эти твои летучие мыши.

– Я хотел эксперимента, – сказал помощник несколько обиженно. – Но если господин безразличен к судьбам науки, можно не есть летучих мышей, обойдемся обычными. На худой конец имеется лапша с мидиями.