Шрифт:
Закладка:
Но выстрел все-таки грохнул…
Габи лежала на земле, хватая воздух ртом, глаза у нее быстро тускнели, на груди расползалось темное пятно. В глазах у Загорского потемнело, мир накренился и стал валиться на него сверху. Сквозь темноту и пустоту расслышал он звериный крик Эла.
– Габи, – кричал тот, и эхо вторило ему в высоких небесах, – Габи, не умирай!!
Растолкав разведчиков, он бросился к девушке, упал перед ней на колени, прикоснулся рукой к холодеющей щеке.
– Габи, умоляю, – прошептал он. – Я ведь люблю тебя, люблю… Я думал, мы поженимся, поедем к нам в Техас. Ты лучшая девушка на свете, я никого еще так не любил – и ты уходишь! Прошу, умоляю, не умирай!
Он зарыдал, упав лицом в землю рядом с ней, рука его безотчетно сжала бледную кисть. Нестор Васильевич заморгал – на глазах его выступили горячие слепящие слезы. Ты стареешь, Загорский, сказал он сам себе, ты стал сентиментален. Смерть никогда не оставляла тебя равнодушным, но слезы – это чересчур. Сначала слезы, потом деменция, трясущиеся руки, инвалидное кресло – словом, постыдная старость, а там и до могилы недалеко…
– Не умирай, – шептал американец, сжимая холодные руки девушки, – я все отдам, только не умирай! А если ты умрешь, тогда и я умру вместе с тобой!!
– Ты не умрешь, Эл, – знакомый голос раздался откуда-то сверху, вероятно, прямо с небес. – Да и она, очевидно, тоже.
Нестор Васильевич присел над Габи, расстегнул на ней форму и осматривал рану.
– Ты уверен? – не веря своим ушам, Эл поднял голову и посмотрел на Нестора Васильевича. – Это точно? Пуля ведь попала в сердце!
– Открою страшную тайну – сердце расположено не в левой стороне груди, а скорее в центре, – отвечал Загорский. – Это тебе скажет любой китаец. Так что нашей барышне ничто не угрожает, надеюсь, что врачи генерала Чжао быстро поставят ее на ноги.
Ресницы лежавшей на земле фройляйн Шлоссер задрожали, и она сказала слабым голоском:
– Какой вы все-таки противный, герр Загорский! Испортить такую сцену! Это было так романтично – почти как в «Ромео и Джульетте». С вами, мужчинами, просто невозможно иметь дело…
Чэнду встретил их благоуханием гибискуса и теплым запахом лучших в мире блюд, согретых ароматами сычуаньского перца.
– Что чувствуешь, въезжая на родину? – спросил Загорский у Ганцзалина.
– Моя родина – Сиань, в Чэнду я только родился, – отвечал помощник сухо.
За пару месяцев до того, оставив на попечение генерала Чжао всех спасенных ими иностранцев, они сели в Лохэ на поезд и отправились к Ханькоу, где благополучно высадились на следующий же день после отправления.
– Нестор, что бы с тобой ни случилось, знай – в Техасе тебя всегда ждет друг и крыша над головой, – сказал при расставании Джонсон-младший.
– Два друга, – добавила Габи, державшаяся за Эла правой рукой – левая еще висела на перевязи.
– Два друга, – согласился Эл. – Два друга и две крыши.
Нестор Васильевич ничего не сказал, лишь обменялся с американцем крепким рукопожатием и обнял напоследок барышню.
Прощание с генералом Чжао вышло не таким трогательным, но тоже очень дружеским.
– Что-то мне подсказывает, что когда вы попали к Бай Лану, его молодцы обчистили вас до нитки, – заметил командующий.
– Что есть, то есть, – согласился Загорский.
– Без денег в Китае вам придется туго, – продолжал генерал, – здесь любят наличные.
– Наличные везде любят, – отвечал Загорский.
Старый вояка ненадолго задумался.
– Неужели у вас не осталось совсем никаких денег? – спросил он, хитро поглядывая на Нестора Васильевича. – Может быть, ваш Ганцзалин что-то припрятал?
– Не думаю, – сказал Загорский, проявляя легкие признаки нетерпения: к чему весь этот разговор?
– Да, – продолжал генерал, – трудно вам придется, очень трудно.
– Ничего. Как говорят у меня на родине, мир не без добрых людей.
Эта поговорка почему-то очень заинтересовала старого воина – он вертел ее на языке и так и сяк, как бы пробуя на вкус и восхищаясь.
– У вас на родине, – сказал он наконец, – живут мудрые люди. И вот вам доказательство, что они правы. Я хочу вам помочь.
И торжествующе посмотрел на Нестора Васильевича. Тот удивился неожиданному предложению: помочь? Каким же именно образом хочет помочь им генерал Чжао? Человек, плохо знающий Поднебесную, мог бы предположить, что командующий армией одолжит им денег. Однако Загорский понимал: нет на свете китайца, который бы отдал деньги без надежды получить их назад. А какова вероятность, что они увидятся снова? Правильно, никакой. Значит, и о деньгах речи тоже быть не может.
Тем не менее, несмотря на все свое знание Китая, в этот раз он ошибся. После обычных китайских танцев и ритуальных подскоков стало ясно, что генерал говорит именно о деньгах. Загорский честно предупредил, что они вряд ли увидятся еще, однако, если генерал даст адрес, он обязательно перешлет ему деньги.
Генерал Чжао только отмахнулся.
– Я деловой человек: мне не нужны деньги, мне нужны услуги, – сказал он.
Загорский пожал плечами: какую же услугу может оказать скромный иностранец самому генералу Чжао? Генерал отвечал, что, согласно его сведениям, Дэ Шань выполняет важную миссию по заданию самого Юань Шикая. У генерала нюх на людей, он видит, что Дэ Шань – человек, который не терпит поражений. А такого человека, тем более близкого к президенту, очень полезно иметь в друзьях. Так вот, генерал Чжао хотел бы числиться в друзьях Дэ Шаня. Если, конечно, это не выглядит с его стороны слишком дерзко.
– Ничуть, – отвечал Нестор Васильевич. – Более того, я и сам был бы очень рад иметь в друзьях такого выдающегося человека, как генерал Чжао.
Тут случилось некоторое количество взаимных комплиментов и восхвалений, рядом с которыми цветистая персидская лесть, в которой когда-то был так силен Загорский, казалась просто грубой бранью. Закончилось же все тем, что генерал Чжао снабдил своего нового друга некоторым количеством американских долларов, серебряных китайских лянов и несколькими большими связками чохов.
– Мелочь пригодится вам на первых порах, курс обмена везде грабительский, – сказал он любезно.
После этого генерал посадил их в поезд и отправил в Ханькоу.
Из Ханькоу можно было ехать дальше на повозках или на верблюдах, но по тряским китайским дорогам путь этот занял бы бог весть сколько времени. Гораздо удобнее показалось Загорскому сесть на пароход и плыть по Янцзы до Чэнду, точнее, до Чунци на, откуда до Чэнду было чуть больше трехсот километров. От Чунцина до Чэнду можно было бы добраться на мулах или телегах, а дальше уже начинался путь в Лхасу – через плоскогорья и заоблачные перевалы.
