Шрифт:
Закладка:
Laudatus abunde,
Non fastiditus si tibi, lector, ero[159].
[…не славы прошу — снисхожденья:
Лишь бы читатель меня, не заскучав, дочитал.]
Я страшусь осуждения людей достойных и предоставляю свои труды на их снисходительный суд,
et linguas mancipiorum
Contemno[160].
[Но я презираю хулу рабов.]
А что до злобной и грубой клеветы, насмешек и выдумок всяких критиканов и хулителей, то это для меня все равно что собачий лай: я им спокойно пренебрегаю; а всех прочих презираю. А посему что я сказал, pro tenuitate mea [по мере своих слабых сил], то и сказал.
И все же мне хотелось бы, будь это в моей власти, исправить кое-что относящееся к манере изложения предмета этой книги, кое в чем повиниться, deprecari [попросить прощения] и по зрелом размышлении дать доброжелательному читателю необходимые пояснения. У меня вовсе не было намерения писать по-английски, предавая тем мою музу на поругание{112}, и разглашать на нем secreta Minervae [тайны Минервы], я хотел изложить все более сжато на латыни, будь у меня только возможность это напечатать. Любой гнусный памфлет наши корыстные английские книготорговцы встречают с распростертыми объятьями; они печатают все, что угодно,
cuduntque libellos
In quorum foliis vix simia nuda cacaret{113}
[и отшлепывают памфлеты на такой бумаге,
Какой и голая обезьяна не стала бы подтираться];
но с латынью они не желают иметь дело. В этом одна из причин, которую Николас Кэр{114} приводит в своей речи по поводу малочисленности английских писателей: многие из них, находясь в расцвете таланта, преданы забвению, не подают признаков жизни и погребены в нашей нации[161]. Другой главный изъян моей книги состоит в том, что я не