Шрифт:
Закладка:
Второе письмо было датировано двадцать шестым августа, поздним вечером. Гедимин пересчитал дни и вздохнул — почта из Лос-Аламоса продолжала ходить через Северный Союз с заездом на Титан. А новости с Канадских территорий распространялись гораздо быстрее.
'В сети вчера было много шума, все корпуса гудели, но никто ничего внятного сказать не мог. Я до сих пор не знаю, что у вас произошло — восстание, диверсия или падение метеорита — но был крайне рад увидеть, что вечером вы посетили занятия. Из этого следует, что вы живы и, как минимум, в здравом уме, а это очень важно. Если тот сармат с жёлтыми глазами, который держался за грудь, когда освобождали пленных, — это вы, то вашей стойкости можно только позавидовать. Если вам нужна помощь, немедленно сообщите — я постараюсь помочь, насколько это возможно.
Теперь о ваших вопросах. В очередной раз вынужден отметить, что вы на редкость дёшево цените свою жизнь и здоровье. Возможно, это национальная черта сарматов. Да, то, что вы спроектировали, будет работать как пучковый излучатель, по принципам действия сходный с бластером. Использовать его без защиты не рекомендуется, но лист свинцовой фольги решит все проблемы. Что меня радует, так это воспоминания о втором курсе — объекты для изучения, предлагаемые на нём, менее опасны или практически невоспроизводимы в условиях шахтёрского поселения. Вам он, вполне вероятно, покажется скучным. Если вы — механик со стажем, прошедший подготовку по тепло- и электротехнике, многое будет вам знакомо. В конечном итоге, реактор — не более чем паровой котёл на уране, а все замыслы о передаче лучистой энергии на расстояние — удел ненаучной фантастики. Кстати, как вы относитесь к этому жанру?
Относительно анализатора, с которым у вас возникли сложности…'
Гедимин смущённо хмыкнул и прикоснулся к карману. Анализатор он носил с собой уже два дня. Обломки камеры-дрона пригодились в ремонте — сейчас прибор определял состав именно образца, а не ближайших кубометров горной породы, в трёх случаях из пяти. Но это было не совсем то, чего хотел сармат.
«По маркировке мы с Майклом определили, с чем вы имеете дело, и очень удивлены. Эта модель производства Северного Союза в последний раз широко использовалась ровно век назад, во времена первых марсианских колоний. Именно тогда ей нашли замену, предназначенную для работы в инопланетных атмосферах и открытом космосе. А ваш прибор использовался на защищённых исследовательских станциях. Его пластины не защищены от ионизирующего излучения. Вероятнее всего, именно оно влияет на показания. Обычно пластины защищают одним из следующих способов…»
Гедимин дочитал до конца, силой заставил себя усидеть на стуле и не сорваться сразу же в лабораторию, глубоко вздохнул и открыл форму ответа. «У людей слишком долгая история. Всегда забываю, как сильно всё меняется. Интересно, как они сами привыкают к этому? Наверное, из-за этих изменений для них так важен возраст…»
11 октября 52 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Вдоль ряда скользнул красный луч, на долю секунды задержался и перескочил на следующий ряд. Гедимин повернулся и увидел охранника в экзоскелете. Он стоял у двери в окружении четырёх сарматов-охранников и водил тусклым красным фонарём по залу. «Проверка,» — Гедимин досадливо сощурился, вспоминая, как удобно было перед праздниками оставаться в лаборатории на всю ночь и выбираться наружу только к обеду. Вчера вечером комендант с охранниками ходил по бараку, пересчитывая спящих; утром Гедимин наткнулся на две закрытые двери и сарматские патрули рядом с ними. «Даже чёрный ход…» — он невесело усмехнулся. «Предусмотрительный Гай Марци…»
— И поэтому я надеюсь, оглянувшись вокруг через несколько лет, увидеть вокруг мир и процветание, — продолжала свою речь голограмма координатора Маркуса. — Сейчас нам нелегко понять друг друга, между нашими народами множество различий, постоянные конфликты. Кто-то может жалеть, что война закончилась для нас именно так, считать, что с ними обошлись несправедливо, что следовало продолжать борьбу и не считаться с потерями… Пройдёт двадцать лет, и вы убедитесь, что выбор был правильным. За мир и процветание!
Маркус вскинул руку, и голограмма начала тускнеть — проектор отключался. В зале включили свет, и сарматы зашевелились. Гедимин покосился на Линкена и хмыкнул.
— Ты говорил о новом восстании?
Взрывник поморщился и, растерянно мигнув, потянулся к шраму на затылке.
— Поверить не могу, что это услышал. Тот же бред про мир и дружбу с макаками… Ничего не понимаю.
— Он же пленный, — качнул головой Хольгер. — За пять лет с ним могли сделать что угодно. Твоя мечта о новом восстании, похоже, никогда не сбудется. Ладно, идём. На озеро?
— Я к себе, — отозвался Гедимин. — Много дел.
Линкен потёр шрам и огляделся по сторонам.
— Я… Ты очень занят, Хольгер? Надо в лес.
Гедимин мигнул и присмотрелся к нему повнимательнее. Дышал сармат очень странно — шумно, прерывисто, будто пытался успокоиться, но не получалось. Забывшись, он сунул руку глубоко в карман, в котором угадывались какие-то угловатые предметы, потянул один из них наружу, но тут же опомнился и сжал пальцы в кулак. «Весь сентябрь и треть октября Линкен ни разу ничего не взрывал,» — вспомнил Гедимин, и ему стало не по себе.
— Глайдеры охраняют, — напомнил он. Линкен поморщился.
— Может, им надоело, — он отвёл руку от кармана и пошёл к лестнице. — Месяц прошёл. Я справлюсь один.
