– Неужели вам, дядюшка, охота быть смешным? Посмотрите на себя в зеркало. Вы как будто всю ночь бродили в тумане по грязи.

И Дженни, продолжая смеяться, показала Бонде пятна грязи на его плаще.

Бонда, по рассеянности схвативший тот же плащ вместо другого, приготовленного ему слугой, подозрительно и зло посмотрел на Дженни.

– У вас все глупости на уме. Где бы я ни бродил – это никого не касается. А вот где бродит ваша маменька – никому не известно.

Дженни, обеспокоенная этими словами, скрыла свое волнение.

– Что же тут удивительного, наверное, маме стало скучно в одиночестве, и она уехала к кому-нибудь из своих друзей.

– Скажите пожалуйста, любящая мамаша соскучилась без своего ненаглядного детища! Быть может, она отправилась к лорду Бенедикту, желая повидать свое брошенное дитя?

– Да возможность для нее проникнуть в дом лорда Бенедикта абсолютно равна возможности сделаться вам статуей Мадонны, – хохотала Дженни.

Бонда, успокоенный таким категорическим заявлением, все же старался показать, что он очень обеспокоен.

– Не понимаю вас, дядюшка, – говорила Дженни, брезгливо морщась от запаха винного перегара, распространяемого Бондой. – Чего вы волнуетесь? Мама так ненавидит всех Бенедиктов, что вытащит оттуда Алису из одной только мести.

Ну, а я знаю достаточно мамин характер. Если уж она что-то решит – умрет, а до конца дойдет. А тут и для нее, и для меня – ее идола – вопрос жизни и смерти.

На лице Дженни мелькнуло выражение такой беспощадной вражды, что жестокий Бонда, и тот внутренне усмехнулся и поздравил себя с верным союзником, в которого он успел превратить упрямую и своевольную Дженни.

– И вы уверены, очаровательная племянница, что ваша маменька будет точна во всем, что касается моих указаний?

– Думаю, что она будет там раньше вас, а тем более нас, особенно если вы будете продолжать мешать нам одеваться, – все так же мрачно отвечала Дженни.

– Ухожу, через полчаса зайду. Мы поедем вчетвером, Анри будет тоже. А веселый Марто займется другим, не менее веселым делом, – нагло хохоча, прибавил Бонда.

– Неужели вы не оставили, дядюшка, своей вздорной мысли о нападении на особняк лорда Бенедикта? – досадливо морщась, спросил Армандо.

– Я не обязан отчитываться перед тобой в своих действиях, мой милый. И в мои распоряжения не вмешивайся.

– Мой муж совершенно прав. Стремиться проникнуть в дом лорда Бенедикта среди белого дня, против его воли, это просто смешно. Да и что вам там нужно, раз Алиса будет в конторе?

– Вот если бы вы и ваша маменька были женщинами тактичными, я не должен был бы разыгрывать комедию нападения на пустой дом. Просто одна из вас могла бы оставить там кое-что, что мне необходимо.

– Ну, а вы, я повторяю, если вы не будете тактичны и не покинете нас сию же минуту, мы опоздаем, – зло огрызнулась Дженни. – И не возьму в толк, почему непременно ехать всем вместе? Если что-то помешает нам – вы-то будете вовремя. И наоборот.

– Нет уж. Мы вместе будем в конторе, таков мой приказ. Без мужа вы теперь неправомочны. А ваша маменька, конечно, не решится действовать без вас и будет ждать, как бы мы ни опоздали.

Множество мыслей мелькало в голове у Дженни. Ее собственное поведение по отношению к матери сейчас казалось ей не только чересчур жестоким, но и небезопасным. Дженни перебирала в уме знакомых матери и решала, куда бы могла пойти пасторша. Нечто похожее на жалость и раскаяние мелькнуло в ее эгоистической душе. Подгоняемая мужем, Дженни одевалась, совсем забыв о трауре и о том человеке, завещание которого она собиралась теперь оспаривать. Она надела серый костюм с апельсиновой отделкой, что вовсе не шло к ее рыжим волосам и делало ее бледнее и старше. Но страсть к ярким расцветкам победила протесты Армандо, советовавшего жене одеться в черное.

Наконец вся компания уселась в карету и покатила. Армандо, посмотрев на лица своих спутников при дневном свете, был потрясен их помятыми щеками, тусклыми глазами и вялостью. Переведя взгляд на Дженни, он даже отодвинулся, так она была неинтересна в ошейнике из апельсинового рюша и в спускавшихся со шляпы лентах, широких и еще более ярких. Обладая природным вкусом, Армандо дал себе слово взять в руки свою супругу в этих делах.

Не проделала коляска и полдороги, как что-то случилось с одной из лошадей. Длительная задержка вывела из себя Бонду. Он предлагал дойти пешком до первого кэба, но Дженни не желала мокнуть под дождем, сменившим утреннее солнце. Они явились в контору, опоздав на полчаса.

Старый адвокат, возмущенный таким нарушением порядка и приличий, по совету лорда Бенедикта все же сдержал свой вспыльчивый характер и не сделал замечания неаккуратным клиентам. Более воспитанный Армандо принес извинения адвокату, объяснив опоздание тем, что лошадь, запряженная в их карету, упала. Анри тем временем впился глазами в свою будущую жену, пораженный ее красотой. Привыкнув слышать, что Алиса дурнушка, он искал другую подходящую женскую фигуру, боясь, что красавица, стоящая рядом с высоченным красавцем, окажется не Алисой. Дженни тоже уставилась на сестру, необычайно интересную в своем простом траурном платье. Ее злоба вспыхнула вновь, она раскаивалась, что не надела траура, и еле ответила презрительным кивком на ласковый привет Алисы. И все оглядывалась по сторонам, не обнаруживая матери.

Бонда, такой грубый, властный и самонадеянный всего минуту назад, стал выглядеть каким-то оробевшим, стоило ему встретиться взглядом с лордом Бенедиктом. Он вспомнил свою беспомощность перед дверью пасторского дома, и ему почудилось, что опасность исходит именно от этого великана, которого Браццано обрисовал ему как ничтожного английского глупца.

– Разрешите, лорд Бенедикт, начать, – обратился старый адвокат к Флорентийцу, поклонившись ему, как главному лицу.

– Я протестую, – заявил Бонда. – Нельзя начинать дело о завещании, когда нет главного заинтересованного лица, жены пастора.

– Вы ошибаетесь, – вежливо ответил ему адвокат. – Леди Катарина Уодсворд давно здесь. И только ее любезности вы обязаны тем, что мы всех вас ждем.

Она сказала нам, что ее дочь Дженни вчера вышла замуж, и по сути дела она уже не имеет права голоса в сегодняшнем разбирательстве, но…

– Если она не имеет, – перебил его Бонда, – по весьма умным английским законам, то муж ее, мой племянник, имеет это право. И от его имени я протестую.

– Во-первых, вашему племяннику не нужен опекун, потому что он совершеннолетний и может сам говорить за себя. Во-вторых, в той части, которая будет разбираться сегодня, завещание касается дочерей лорда Уодсворда только до их замужества. Такова воля завещателя. И дочь его Дженни, вышедшая замуж, не имеет права голоса в признании наследницей леди Ретедли, урожденную Цецилию Уодсворд. Повторяю, мы ждали вас только по желанию леди Катарины и Алисы Уодсворд. А так как последняя несовершеннолетняя, то с согласия и