– От него.

– Понял. Лечись. Наберу после, как подумаю, что делать дальше.

Ильяс даже не прощается, сбрасывая вызов. Я роняю руку на кровать, сжимая телефон. Признаться получилось проще, чем я ожидала. Потому что и так окружающие скоро узнают.

Персонал в больнице, Рахмановы…

Демид.

Жмурюсь, сжимая эмоции внутри, не позволяя им вырваться.

Интересно, он хоть немного пожалеет о своих бездушных словах об аборте? Кольнёт внутри что-то вроде раскаяния? Горечи?

Не представляю, как он даже подумать о таком.

«Пошла бы на аборт».

После того как вдвоем мы пережили потерю первого ребенка.

Это случилось вскоре после нашей свадьбы. Медовый месяц, постоянная близость. Кажется, не могло быть по-другому. Будто сама Вселенная спешила вручить нам подарок.

А потом жестоко отобрать.

Впервые увидев две полоски, я испугалась. Впереди ещё учеба, у нас не так много денег, чтобы дать ребенку всё! А Демид разрывался на работе, пытаясь вытолкать свою фирму на большие заказы.

Испугалась. Но в тайне обрадовалась. Несмотря на многие проблемы, мне хотелось маленькую копию мужа. Только чуть более улыбчивую, и с такими же голубыми глазами.

Я вернулась в спальню, Демид ещё спал. Забралась на кровать, прижалась к нему. А после не придумала ничего лучше, как пихнуть локтем в бок. В конце концов, он тоже виноват!

– Что? – пробормотал, даже не подняв головы. – Выходной, Лиз, спи.

– Вот, – помахала тестом на беременность. Никаких сюрпризов, красивых оберток. Просто и быстро. – Мы попали.

– Мы…

Демид сонно моргал, слишком долго смотрел на тест. Моя напускная улыбка начала таять, сердце глухо стучало. Он настолько не рад? Переживает? Не хочет?

Вместо вопросов я вскрикнула, когда мужчина повалил меня на кровать. Прижал своим телом, губами накрыл мои. И в одном жесте было так много любви, что всё стало на свои места.

– Девочка моя, – одним шепотом заставлял меня пылать. – Моя хорошая.

– Ты рад?

– Я чертовски счастлив.

И я была.

Пока всё не закончилось. Быстро и болезненно.

Мы с Демидом заболели. Праздновали чей-то день рождения в компании, подхватили грипп. Слегли оба с высокой температурой. И если муж быстро пришел в себя, то я – нет.

Закончилось всё выкидышем и горькими слезами.

Срок был маленьким, я даже на первое УЗИ не успела сходить. Но всё равно это ударило по нашей семье. Я переживала, что это что-то изменит между нами с мужем.

А Юсупов больше переживал обо мне и моем состоянии.

Мы с этим справились, вместе. Заперли в шкатулке воспоминаний, за стеклянными дверцами шкафа. Продолжали жить, любить друг друга, мечтать о детях…

А он…

Аборт.

– Скучаешь? – Левенко с шумом вваливается в палату. – Навела ты кипиша, Лиз. Ты плачешь? Болит что-то? Почему не вызвала медсестру?

– Плачу? А, нет, это из-за ламп глаза слезятся. Тебя послали быть моей нянькой?

– Ага. День без происшествий, а ты – повод отлынивать от бумажной работы. Тебе что-то нужно?

– Пить хочу.

– Кроме этого. Правила. До вечера потерпи, а там посмотрим.

Рома легко переключается на тему моего диагноза, расписывает лечение, хотя я сама его знаю идеально. Но мужчина отвлекается, а я вытираю капельки слёз с лица.

Это не из-за воспоминаний, я их давно проработала и оставила в прошлом. Даже к психологу ходила, чтобы избавиться от страха забеременеть и вновь потерять малыша.

Просто слова Демида заставляют меня чувствовать себя беспомощной.

И глупой.

Настолько слепой была, не заметила, что рядом со мной засыпает полнейший мерзавец.

– Ещё полчасика, Лиз, – ординатор подрабатывает таймером, отчитывается каждые десять минут. – И снова можешь улетать. О, кстати, поздравляю. С беременностью.

– Спасибо.

– Хм… Ты поэтому перешла на «человеческий» график?

– Да.

– Может и мне найти девушку? Уйду в декрет, спать буду…

– И заскучаешь за операциями быстрее, чем сменишь первые подгузники.

– Это тоже верно. Мы все тут немного маньяки, любим скальпелем размахивать.

– Ты меня оперировал? Нет, – сама понимаю. У Левенко мало опыта. – А кто?

– Так Костенко, лично. Всё под её чутким руководством, я ассистировал. Мне кажется, ещё никогда аппендицит не лечило столько народа.

Мысленно стону, представляя, как много людей могло быть в операционной. Они же видели меня без одежды! Для врача не существует пола, конечно… Но всё равно странные ощущения.

Я упираюсь локтями в матрас, стараясь немного стянуть тонкую простынь. Хочу увидеть швы. Но Рома реагирует молниеносно, надавливая на мои плечи, заставляет лечь обратно.

Надзиратель.

– Я хотела проверить, – объясняю. – Вы как делали аппендэктомию? Шрам большой будет?

– Нашла о чём переживать. Три мелких прокола. До пляжного сезона уже и не останется следа.

– Ты кого обмануть пытаешься, Левенко? Я знаю, сколько они будут заживать и напоминать мне о твоих швах.

– Подкол не засчитан. Серафима Ивановна накладывала швы, все претензии к ней.

– Костенко и шила сама?!

Мне кажется, я недооценивала то, насколько тепло относится ко мне замглав. Интересно, а если я решу сбежать от всех проблем, она поможет мне найти работу в другом городе?

Но я не хочу проигрывать Демиду! Не хочу уезжать из столицы, будто в чем-то виновата. Здесь у меня есть работа, жизнь. Я не должна прогибаться только потому, что у мужа что-то щелкнуло в голове.

Город достаточно большой, чтобы меня оставили в покое.

– Не спит? – к нам заглядывает новенькая медсестра. – Юсупова, к тебе посетитель. Запускать или нет? Говорит, что родственник. Брат.

– Брат?

– Брат, – подтверждает мужской голос, отодвигая девушку. – Решил проведать.

– Ильяс? Да, ему можно. Вы… Нам бы… Оставите нас наедине, пожалуйста? Если что, – киваю на стену. – Кнопка вызова под рукой.

Нас оставляют, хотя Левенко странно косится в сторону незваного гостя. Но уходит, закрыв за собой дверь. А я пытаюсь понять, зачем Ильяс ко мне приехал.

Вряд ли узнать о моем самочувствии.

Если честно, я ждала, что заявиться может Рина. Активная и отзывчивая – такой она мне видится. Со своими попытками загладить вину, она бы точно попыталась помочь.

– Ты в состоянии говорить? – Ильяс уточняет, ослабляя галстук. – Я решил, что лучше всё обсудить лично. И сразу, пока Демид не начал действовать.

– А он начнёт? Что он вообще может сделать? Всё плохо, да?

– Нет.