– Кое-что у нас есть… – сказала она.

– Нам в любом случае не успеть предотвратить убийство, – заметил Бергер.

– Но мы можем поймать его, – произнесла Блум, вставая.

Не задумываясь, она схватила фломастер и провела прямую синюю линию по диагонали через весь Стокгольмский лен.

– Но… – робко начал Бергер.

– Отрезок Норртелье – Сёдертелье, – сказала Блум. – Точнее, Бьёркё – Мёркё. Сто двадцать километров с северо-востока на юго-запад.

Размашисто обведя нарисованные Бергером крестики, Блум продолжила:

– Если верить записям с последней флэшки, это места, куда он отвезет трупы сегодня ночью, правильно? Но внутри кружков у нас слишком большие районы. Однако если исходить из того, что наш убийца – педант, мы можем сузить территорию поиска. Чем ближе я узнаю этого типа, тем больше убеждаюсь в его любви к симметрии.

– Да, ты уже говорила о возможной географической симметрии, – сказал Бергер. – Но достаточно ли у нас материала, чтобы делать такие выводы?

Блум поморщилась. Волосы продолжали торчать во все стороны, как наэлектризованные.

– Мы можем себе позволить небольшие допущения, – сказала она, нарисовав на карте еще один крестик.

– Фэрингсё, – продолжала она. – Место обнаружения первого трупа. У нас есть отрезок между двумя местами, а если добавить третье место, получится отрезок и точка. Исходя из точки и отрезка, какую симметричную фигуру логичнее всего было бы начертить?

– Что за вопросы, черт возьми? – воскликнул Бергер. – Откуда мне знать? Треугольник, крест?

– Когда у меня было немного свободного времени, я попробовала изобразить треугольник. Это ничего не дало. По крайней мере, если предполагается продолжение фигуры, четвертая точка. Самое логичное решение – правильный крест. Тогда у нас автоматически появляется четвертая точка.

Она провела линию перпендикулярно длинному отрезку Бьёркё – Мёркё, от Фэрингсё к побережью. Получился расположенный диагонально, перевернутый крест.

– Мы попадаем вот сюда, – сказала она. – В Бревик, на острове Тюресё, где, предположительно, есть береговая линия с похожим ландшафтом.

– Внутри южного красного кружка, – кивнул Бергер. – И насколько точно можно определить местоположение этого пляжа?

– Не во всех источниках дана верная информация, но, похоже, не больше нескольких сотен метров – компьютер может определить место довольно точно. Думаю, получится занять такую позицию, чтобы видеть резиновую лодку.

– Черт. Ну что, делаем ставку на Бревик? Вторую точку оставим в покое?

– Это было бы проще всего, да, – сказала Блум. – Но мы можем потратить пару минут на то, чтобы проследить до конца. Что у нас тут? Перевернутый крест, наклонившийся набок?

– Какой-то сатанинский символ?

– Возможно. Но интереснее будет сделать так.

От внешних краев коротких сторон креста – Фэрингсё и Бревика – Блум провела две линии к самой южной точки, Мёркё. Получился крупный наконечник стрелы, указывающий на юго-запад.

– Интересно, – сказал Бергер. – Но я не понимаю…

Быстро осмотрев фигуру, превратившуюся из креста в стрелу. Встала на цыпочки. Дотянулась синим фломастером до второго конца стрелы – самой северной точки, Бьёркё – и провела линию в сторону материка. Потом резко повернула перпендикулярно длинной линии, провела через острова в шхерах и закончила линией строго на север, обратно на Бьёркё.

Теперь такой же наконечник стрелы указывал на северо-восток. Обе восточные оконечности оказались внутри красных кругов.

– Вот черт, – произнес Бергер.

– Вот это, – сказала Блум, указывая на верхний кружок, – остров Блидё.

Бергер не мог отвести взгляда от двойной стрелы.

– Черт возьми. Двунаправленная стрелка? Она ведь так называется?

– Стрелка с реальными наконечниками на обоих концах, растянувшаяся по всему Стокгольмскому лену. Этот символ указывает на обратимый процесс или – если выражаться более метафизически – происходящий в двух противоположных направлениях. Все на свете должно уравновешиваться, выравниваться.

– Это… что-то вроде мести?

– Скорее, выравнивание. Возможно, именно стрелка и является для него отправной точкой. Ему необходимо что-то уравновесить.

– Или, – подхватил Бергер. – обратимый процесс. Например, что-то было жидким, а теперь замерзло, и нужно это нечто снова растопить.

Бергер и Блум переглянулись. Они как будто дотронулись сути, словно кожа к коже соприкоснулись с ускользающим убийцей.

– Ты же понимаешь, что нам придется разделиться? – спросил Бергер.

Блум кивнула, положила на место фломастер и вернулась к своему компьютеру. Бергер отложил свой фломастер и пошел за ней. На мониторе Блум тоже красовалась двойная стрелка, только более аккуратно прочерченная с помощью компьютерной программы.

Показав на нее, Блум сказала:

– У меня тут математически точные координаты. Но это не значит, что они верные. Но наш преступник становится все более смелым и дерзким, не забывай об этом. Скоро Мидсоммар, в шхерах уже собирается народ. А ночи становятся все светлее. Если мы мыслим в правильном направлении, мы обязательно услышим лодочный мотор. Даже если начнется дождь.

Бергер почувствовал напряжение во всем теле.

– Этой ночью у нас есть шанс взять его, – сказал он.

24

Воскресенье, 4 июня – понедельник, 5 июня

Дождь начался, когда Блум обогнала уже третий грузовик на дороге Руслагсвэген. Крупные капли глухо забарабанили по крыше и капоту.

Когда Молли начинала обгон, дождя еще не было, а когда вынырнула с другой стороны трейлера, лило уже в полную силу. Вскоре дождь уже стоял стеной – такую непогоду осторожные водители предпочитают переждать на обочине. До первого парома оставалось полчаса, первого из двух, которые ей подходили, а до переправы, согласно навигатору, ехать еще было тридцать пять минут. При обычных условиях ей не составило бы ни малейшего труда нагнать эти пять минут – но дождь заставил ее сбросить скорость, а если машины перед ней начнут ползти, результат получится плачевный.

Они попадались, еле ползущие автомобили, но пока по одному, и, несмотря на дождь, их легко было обогнать, как в компьютерной игре. Блум проехала Бергсхамру, добралась до съезда на Фурусунд, прибавила скорость и покатила по непростой 278-й, петляющей через мосты по мелким островкам.

Потом движение остановилось. Блум как раз собиралась обогнать очередную машину, когда дорога завернула, и перед взором Молли предстали десятки задних фар, извилистой цепочкой уходящих в бесконечность. Ни малейшего шанса объехать пробку.

Шло время.

Следующие пятнадцать минут стали испытанием на прочность. Дождь еще усилился, машины стояли, не двигаясь. Блум тешила себя надеждой на то, что все эти ночные автомобилисты едут в одно место, спешат на простой автомобильный паром, который без них не отойдет. Но, возможно, это была лишь иллюзия.

Вполне вероятно, что убийце всё сойдет с рук только из-за гнусного ливня и горстки еще более гнусных любителей покататься по ночам.

Было двадцать три пятьдесят восемь, когда вдали показались другие огни, выше и светлее. Он казался загадочным до