Шрифт:
Закладка:
Сдержаться не получается, и я, уткнувшись в подушку, даю волю слезам.
28
Просыпаюсь я посреди ночи. Голова побаливает, веки чешутся после долгих слёз в подушку. На душе тяжело, слякотно.
Приподнимаюсь на локте и прислушиваюсь напряжённо, замираю, надеясь услышать из гостиной тяжёлое мужское дыхание. Но ничего так и не слышу. И тогда решаю выглянуть за дверь спальни.
Тихо приоткрыв её, смотрю в щелку и сердце радостно подпрыгивает — Герман Васильевич дома. Но… тут же ухает вниз, больно сжавшись, потому что я улавливаю знакомый аромат, вызывающий болезненный спазм где-то ниже желудка — духи Екатерины. Я отчётливо ощущаю его из гостиной, наверное, он исходит от одежды Германа Васильевича.
Задерживаю дыхание и зажмуриваюсь, снова спрятавшись в комнате. Значит, он всё-таки был у неё. Хочется прочихаться, умыться, чтобы только не чувствовать этот сладковато-приторный запах, забившийся в ноздри.
Внутренняя оптимистка шепчет: “но ведь не остался…”
Засыпая в пустой квартире, я ведь понимала, где он скорее всего задерживается. Но глупое сердце всё равно смело надеяться. А теперь ноет опять…
Уснуть снова получается с трудом. В груди горит обида, но то, что он здесь, за стеной, пусть и пришёл от другой, странным образом всё же успокаивает. Хотя я и понимаю, что ненормально это, неправильно.
Утром же просыпаюсь совсем с дурной головой. И настроение под стать.
— Доброе утро, — говорит Герман Васильевич, когда входит на кухню.
— Доброе, — сухо отвечаю и делаю глоток кофе из чашки.
Герман Васильевич, видимо, мой тон чувствует, отчего окидывает коротким хмурым взглядом. А потом поднимает глаза на окно.
— У нас обновка?
— Если вы не против, — пожимаю плечами. — По утрам солнце прямо в глаза бьёт, если за столом сидеть. Не нравится — я сниму.
— Нет-нет, оно там по делу, — кивает, рассматривая ламбрекен. Интересно, сорочку на даме своей так же вчера внимательно разглядывал? — И красиво смотрится. Уютно. Только тратиться тебе не стоило, Жень. Небось, недёшево.
— Нет, что вы! Это самая дешёвая ткань. Её студенты и самоучки часто берут, чтобы потренироваться. Выглядит она достаточно пристойно, хотя и стоит копейки.
— Хм, — как-то неопределённо ведёт бровями Герман Васильевич, — ну хорошо. Но в следующий раз мне скажи — деньги возьмёшь. Ты ж красоту у меня наводишь в доме, в любом случае, мне и платить.
— Хорошо, — пожимаю я плечами, стараясь казаться невозмутимой, и снова прячусь за чашкой.
Вот такая моя маленькая месть. Которую вряд ли кто-то поймёт, однако мне даже немножко стыдно становится, что я соврала, ещё и с неприглядной целью. Вот что бы бабушка на это сказала? Но удивительно, что мне даже как-то легче. Вот чуточку, а всё же…
— Я сегодня буду поздно, — говорю, ополаскивая чашку в раковине. — Нужно по учёбе задержаться. — Мне почему-то не хочется рассказывать ему, что я устроилась на работу. — После семи где-то.
— Будь на связи, — говорит строго, почти приказывает, заставляя на мгновение замереть на месте.
Кивнув утвердительно, ухожу в свою комнату. На большее моей твёрдости и сарказма не хватает. Нужно собираться на учёбу, но сначала причесать чувства, потому что, как бы я не держалась, внутри, стоило увидеть Германа Васильевича, забурлил дикий коктейль эмоций — злость, ревность, обида, смешанные с безграничным желанием подойти и прижаться к его сильной широкой груди.
В голове сумбур. Я даже с одеждой определяюсь не сразу, хотя обычно не особенно чванюсь у шкафа. То платье шерстяное натяну, то брюки и пуловер, но в итоге останавливаюсь на любимой серой водолазке и джинсах.
За пределами квартиры становится чуточку легче дышать. Наверное, свежий воздух так действует. В деревне я первым делом после пробуждения утром выходила на улицу на крыльцо, в любое время года и любую погоду, вдыхала свежий утренний воздух, и тени ночи отступали, настроение улучшалось. Или же после сладкого сна приходила бодрость и настрой на долгий плодотворный день.
В городе же эта традиция сошла на нет, да и в шумном городе не особенно чувствуется эта магия утра. И мне не хватает этого утреннего глотка.
К собственному удивлению у меня выходит сосредоточиться на учёбе. Поставить заслонку где-то в голове между той Женей, что рыдала ночью и той, что готова учиться, чтобы потом претворять это в работу, удалось, хотя и слабую. Главное, не оставаться одной и не размышлять на эту тему. Даже какое-то усиленное рвение появилось, перевозбуждение, что ли. Совсем уж нервы расшатались.
После учёбы я еду в “Джаз”, как и условилась со Златой. Очень волнуюсь, вдруг она мне даст от ворот поворот после моего вчерашнего внезапного отупения перед Екатериной.
Но этого не случается. И Злата, и девчонки мне рады, и я моментально погружаюсь в работу. Сегодня помогаю Олесе. Сначала она просит меня отпарить уже готовые изделия. Это занимает около часа, а потом мы идём перебирать ткани в кладовой. Олеся в процессе рассказывает мне об особенностях той или иной, о стоимости и логистике доставки. За какую Злате пришлось биться с другими поставщиками, чтобы у “Джаза” был эксклюзив.
Я мысленно сопоставляю это со знаниями из колледжа по материаловедению, и понимаю, насколько теперь картинка становится более полной. Вот что даёт практика — бесценно.
Нахожу много интересных образцов для своего кейса тканей для курсовой. Сегодня вечером начну оформлять альбом, а то время-то идёт, через полтора месяца уже сдавать нужно будет на предварительную оценку.
Освобождаюсь я уже после семи. Олеся ещё остаётся закончить работу, а остальные девочки ушли ещё полчаса назад. На улице уже темно, но до остановки всё хорошо освещено. Я смотрю на часы и понимаю, что автобус в мою сторону будет буквально с минуты на минуту. И если я пойду в обход по аллее, то точно опоздаю, и тогда придётся нужный маршрут ждать ещё минут двадцать. А вот если пройду через парковку, то должна успеть.
Сворачиваю с аллеи и иду между машин. Осторожно петляю, прижав к себе рюкзачок, чтобы не зацепить дорогие машины. Ещё немного и выскочу прямо за остановкой.
И когда мне остаётся совсем чуть-чуть пройти, буквально два ряда, я вдруг напарываюсь на… Руслана.
— Ну привет, Женёк, — говорит с усмешкой, загородив мне проход между двумя машинами. — Долго же ты от меня бегала. Я прям устал догонять, реально.
Внутри всё обдаёт ледяной волной страха. Едва не задохнувшись, я