Шрифт:
Закладка:
Милостыни не принимал. Если кто-либо ему присылал какие-то деньги с просьбой помолиться, то после нескольких молебнов, в зависимости от суммы, он отсылал деньги тому, у кого была в них нужда. Особенно так было в последние годы, когда он сидел, обессиленный, в своей кроватке и отмечал в своем маленьком блокноте молебны, которые он совершал по четкам.
Людей, которые посылали денежные пожертвования, прося совершать литургии, сорокоусты или просто поминать их имена на проскомидии, было много. Все эти деньги он отрабатывал добросовестно, вкладывая немалый труд. Имена, которые поминались на проскомидии, исчерпывались в зависимости от денег, которые прилагались. За год он мог совершать не более шести, примерно, сорокоустов, так как он их не объединял.
Как-то раз его навестил один почтенный игумен с братией своего монастыря. Когда они уходили, Старец дал одному из братьев сумочку с несколькими печатями для просфор из своего рукоделия. Это был подарок в знак уважения и оказания чести гостям. Когда игумен вернулся в свой монастырь, то посчитал, что нехорошо лишать бедного пустынника, отца Ефрема, его трудов, от которых он живет. Он послал ему сумму стоимости печатей вместе с благодарственным письмом. Однако деньги вернулись к отправителю с вопросительной припиской: "Простите меня, но разве узкие врата только вас вмещают? (Ср.: Мф. 7, 13)".
Другим же, кто из любви и уважения не желал брать деньги, которые он им был должен за различные покупки, он замечал с некоторой строгостью: "Так что же, деньги мои вам не годятся?" Или более строго: "Получается, что ты меня нищим попрошайкой выставил?"
Отношения Старца с другими монахами
По мере возрастания братства, Старец вынужден был увеличивать и строения в своей пустыньке. Однако все он делал только по мере необходимости. И существенным образом ничего не изменил из первоначального устроения. Главную проблему воды он временно разрешил, построив до 1981 года еще три цистерны, которые вмещали в общей сложности 100 кубометров воды. В этом ему оказали большую помощь монахи из монастыря Симонопетра, которых с любовью и охотой посылал отцу Ефрему игумен Симонопетра, отец Емилиан. Но и отец Ефрем отвечал ему той же любовью, чтил его как игумена, восхищался старцем Емилианом и много раз, отвечая на визиты игумена в Катунаки, сам посещал обитель Симонопетра, а также монастырь Ормилия[47]. Игуменом всегда устраивался праздник в честь прихода старца Ефрема. Это духовное общение было сильной поддержкой для Старца, который в таком пожилом возрасте подвизался с пятью юношами своего братства. Часто он говорил об отце Емилиане: "Бог мне дал второго старца Иосифа".
Был ли вообще хоть один святогорец, с которым уединившийся в Катунаках отец Ефрем не имел бы хороших отношений! Братство старца Иосифа он глубоко любил, как своих братьев, — и те отвечали ему такой же любовью. Он их постригал в монахи, будучи иереем[48], и не переставал молиться об их духовном возрастании, которое подмечал в них.
Так, например, старец Иосиф Ватопедский[49], находясь в Новом скиту (1975 год), поддержал нашего Старца в тяжелое для отца Ефрема время, незадолго до и после смерти старца Никифора. Часто ходя в Катунаки, именно он позаботился отвезти отца Ефрема в Салоники (при сильнейшем его отравлении бобами). Старец Ефрем говорил: "Со всеми братьями я близок, но с Иосифом — особенно".
Старца Ефрема Филофейского[50], который сейчас подвизается о Господе в Америке, он нежно любил как наименьшего из братии, называл его ласково "жучком". При каждом удобном случае хвалил его безмерное послушание старцу Иосифу. О нем он говорил: "Отец Ефрем упокоил Старца и унаследовал его молитву". Когда слышал, что отец Ефрем возглавил какой-нибудь монастырь, то говорил: "У него получится, ничто его не остановит, он получил молитву своего Старца". Старец Харалампий[51], игумен Дионисиата, был его духовником в последние годы. Исповедовались они один у другого.
Из старых игуменов очень любил отца Ефрема старец Гавриил Дионисиатский. "Батюшка, — говорил ему доверительно отец Ефрем, — я молюсь о вас". — "И я тебя записал, дитятко, — говорил старый игумен. — Вот меня и спрашивают: "В нашем монастыре только один Ефрем, а другой, которого ты записал, кто это?" — "Цыц, глупые! — говорю. — Занимайтесь своими делами"".
Покойного отца Афанасия, игумена Великой Лавры, Старец очень уважал. Они оба примерно в одно и то же время пришли на Святую Гору. Да и всех лаврских он особенно уважал и любил.
С игуменом монастыря Святого Павла, отцом Парфением, старец Ефрем был знаком издавна, еще с тех пор, когда ходил и брал из монастыря доски на строительство.
Игумена монастыря Григориата, отца Георгия, воспринимал как своего родственника, так как отцу Ефрему приходилось гостить в доме его родителей в Фалеро (Афины). Да и покойный отец игумена, Анастасий, когда в юности работал в Фивах, снимал дом, где жил отец Ефрем. Большое великодушие проявил игумен Георгий в последние годы, когда болезни жестоко мучили Старца. Много раз он присылал своих монахов-врачей, отца Димитрия и отца Луку. Они каждый раз по много дней оставались со Старцем. В ответ на их заботу, Старец одаривал их от всего сердца многими молитвами.
Он любил всех, и всеми был любим. Молодые черпали силу в живости его слов и образцовости его жизни. Пожилые знали и почитали его как истинного исихаста. Всем он дарил свое сердце, для всех был открыт, но и со вниманием сохранял цельность своей души. Для всех у него было доброе слово, и особенно для соседей. Даже с зилотами у него были прекраснейшие отношения, и он их никогда не осуждал.
Его очень волновало единство и любовь всех святогорцев. Как-то его посетил один игумен, чтобы посоветоваться по поводу серьезной темы, которая обсуждалась в Священном Киноте. "Не знаю, что тебе сказать, — ответил старец Ефрем. — Единственное, в чем я уверен, это то, что решение нужно принимать единогласно или совсем не принимать, чтобы не было расколов".
Особенно он заботился о том, чтобы поднять авторитет старцев в глазах их послушников.
Как-то старец Ефрем навестил один общежительный монастырь. Монахи приняли его с большой радостью и честью. По благословению игумена все собрались, чтобы услышать духовное слово от Старца. Когда он начал говорить, то обратился к монаху, который считался самым образованным из всех, и спросил: "Отче, что сказала царица Савская Соломону, когда убедилась в его мудрости?" Монах ответил:
