расширения, ни в то тяжелое для монастыря время, когда он подвергался нападениям разбойников. Это невнимание епископата может свидетельствовать о том, что греки попросту не придавали большого значения Киево-Печерской обители, что было бы странно, будь она действительно устроена по образцу афонского или византийского монашества.

Преподобный Феодосий Печерский с житием

Икона. XVII в.

Да и сам преподобный Феодосий, обращаясь к братии перед смертью, говорит об обители как о деле своей жизни. Он вспоминает киевского князя Святослава (в более поздних версиях жития, начиная с XV века, преподобный Феодосий напрямую просит князя защищать его монастырь и заботиться о нем), разрешает братии выбрать себе игумена и умирает, не вспомнив ни о каком митрополите[115]. Рассказ о погребении младшего основателя лавры также повествует о скорби киевского князя Святослава (с которым у преподобного Феодосия, кстати, был конфликт), но – снова – в нем не говорится ни слова о том, что киевский митрополит как-то откликнулся на кончину игумена уже тогда самого известного русского монастыря.

Так что нельзя сказать, что в первые века христианства на Руси наши предки находились в полном и не допускающем какой бы то ни было самостоятельности подчинении грекам. Напротив, можно заметить, что домонгольское христианство отличается от византийского своей радостностью, мягкостью и снисхождением к человеку, светлым восприятием мира.

Первые действия князя Владимира по крещении (которое он принял, к слову, под впечатлением от рассказа о Страшном Суде) свидетельствуют об этом: князь стал отдавать детей в школы, устраивал частые благотворительные пиры для дружины и бедных и даже не хотел наказывать преступников. С большим трудом епископы и священники убедили правителя-христианина в том, что злодеи должны отвечать за свои действия. В «Повести временных лет» об этом сказано так:

«Владимир же жил в страхе Божьем. И сильно умножились разбои, и сказали епископы Владимиру: „Вот умножились разбойники; почему не казнишь их?" Он же ответил: „Боюсь греха". Они же сказали ему: „Ты поставлен Богом для наказания злым, а добрым на милость. Следует тебе казнить разбойников, но расследовав". Владимир же отверг виры (денежное возмещение за преступление. – А.З.) и начал казнить разбойников, и сказали епископы и старцы: „Войн много у нас; если бы была у нас вира, то пошла бы она на оружие и на коней". И сказал Владимир: „Пусть так". И жил Владимир по заветам отца и деда»[116].

Преподобный Феодосий Печерский, уже живя в обители под руководством преподобного Антония, соглашается увидеться с матерью (нехарактерный для византийской агиографии жест) – та четыре года разыскивала сбежавшего в монастырь сына по всем городам Руси, пока не нашла наконец в Киеве, и здесь умоляла его о встрече с ней. Молодой подвижник сперва отказывался (как, например, в аналогичной ситуации и преподобный Пимен Великий). Но потом согласился. Он несколько раз встречался и беседовал с матерью и в конце концов убедил ее стать монахиней. Тот же Феодосий, уже будучи игуменом прославленного монастыря, тайно, по ночам, ходил к киевским иудеям – спорить о вере. Нестор-летописец подчеркивает, что святой делал это не раз и не два, а значит, беседы в иудейской общине проходили корректно и уважительно – в противном случае они бы быстро прекратились.

В отличие от Византии XI века, у Киевской Руси были нормальные отношения с Западной Европой. Дочь Ярослава Мудрого Анна стала французской королевой, выйдя замуж за Генриха I, а Папа Николай II в 1059 году, как предполагают, написал ей письмо, в котором восхищался ее умом и добродетелью. Более того, в конце жизни дочь Ярослава Мудрого основала во Франции монастырь Сан- Венсан в Санлисе, где ей установлен памятник.

Даже в период феодальной раздробленности Русь не рассматривала Европу как своего антагониста, напротив, нередки были междинастические брачные союзы, процветала торговля. В древнерусских текстах (в отличие от текстов греческих) этого периода не много можно найти антилатинских выпадов, связанных не с особенностями веры, а с поведением людей. Презрение к другим народам, свойственное Византии (вспомним, например, как смотрели византийцы на европейских рыцарей, считая их неотесанными варварами), не было свойственно Руси и отчасти отталкивало ее от слишком «тесных объятий» с Греческой Церковью.

К сожалению, постепенно все изменилось. Так, уже к XIII веку (а именно тогда предположительно создается Киево-Печерский патерик) появляются рассказы о том, как святые не просто устраивают богословские споры с иноверцами, но и обличают их верования как неправославные. Например, святой врач и монах Агапит возмутится тем, что его коллега и соперник, «армянин» (то есть еретик, прихожанин одной из Церквей, не принявших решений IV Вселенского Собора), возьмет его за руку при диагностике. Святой опровергнет предсказание своего коллеги о скорой смерти, и тот, пораженный увиденным, примет Православие.

Но в отношениях Руси и Византии, безусловно, было немало положительных сторон. По образцу Софии Константинопольской были построены храмы в Киеве, Великом Новгороде; греческие мастера помогали расписывать Успенский собор Киево-Печерской лавры; византийцы передали нам свою иконописную традицию, познакомили с богословием и патристикой. Самыми любимыми сборниками в Древней Руси, помимо житий святых, были избранные проповеди и изречения святителя Иоанна Златоуста и преподобного Ефрема Сирина. Молодая Русская Церковь училась у других Православных Церквей. Нестор в своем житии преподобного Феодосия использовал сюжеты из жизнеописаний преподобных Евфимия Великого и Саввы Освященного. Почти сразу на Руси появилась обширная переводная литература, среди которой были и греческие тексты.

Так что Русская Церковь, конечно, не являлась лишь «слабым подобием» Византии, но она и не отделяла себя от традиций Восточного Православия.

В 1240 году Киев будет практически уничтожен татаро-монголами, и центр русского Православия будет перенесен на северо-восток Руси. Об этом мы и поговорим в следующей главе.

Глава 18

Как Москва превратилась в Третий Рим

Середина XV века: 1450-й год. Через несколько лет падет Константинополь, а русская митрополичья кафедра из Киева будет перенесена сначала во Владимир, а затем в Москву. Всего за несколько десятилетий до этого, в 1392 году, умер преподобный Сергий Радонежский, оставив после себя множество учеников (впоследствии более 20 монастырей на Северо-Востоке страны построят именно ученики Сергия).

На Руси уже почти не вспоминают о татаро-монголах, хотя формально страна еще зависит от Орды. Благодаря усилиям Дмитрия Донского, Ивана III и других московских великих князей центром русского государства становится Москва.

Здесь начала развиваться великая литература. Лучшие образцы классической древнерусской агиографии: труды Пахомия Логофета (составителя и редактора ряда житий, служб и канонов),