— Гражданин Андреев, мы вызвали вас поблагодарить за сотрудничество, — ошарашили меня в милиции. В кабинете, кроме собственно следователя, были еще какие-то чины в штатском. — Только благодаря ценностям, найденным с вашей помощью, мы с точностью установили причастность этой банды как минимум к десяти разбойным нападениям. Все они осуществлялись с особой жестокостью, много эти гады народа положили.

Штатские пожали мне руку и быстренько вышли, а следователь попросил задержаться.

— Мы правда благодарны вам, — начал следак разговор, а я все гадал, зачем и к чему вообще вся эта показуха.

— Спасибо, конечно, если б меня еще и не судили за этих уродов, было бы вообще замечательно.

— Вы сами виноваты. Я могу вам теперь немного раскрыть подробности. Прокурору просто не предоставили выводы экспертов о вашем самосуде. Да-да, не надо протестовать, эксперт-криминалист человек ученый, лицо не заинтересованное, он все разложил по полочкам, подтвердив наши подозрения. Вы могли бы оставить их в живых, но предпочли убить, состоянием аффекта такое не назовешь, но мы не стали настаивать. Если бы вы были хулиганом и убили простых людей в драке, это одно, но вы убили бандитов, настоящих бандитов. Эти твари давно держали народ в страхе, а поймать за руку не удавалось, но появились вы, и все произошло так, как произошло. Еще раз спасибо вам, всего хорошего.

— И вам, — коротко ответил я и побрел на выход.

— На работу не устроились? — догнал меня вопрос. — Мы можем дать рекомендации, тогда статья в паспорте не будет играть роли.

— Мы с женой написали книгу, и рукопись сейчас в издательствах. Только вернулись из Москвы. А от рекомендации я, конечно, не откажусь.

— О, это хорошо, что вы занимаетесь творчеством. А что на заводе делали, пытались устроиться?

Мля, следили, что ли?

— Предложил проект лодочного мотора, — спокойно пожав плечами, ответил я.

— Вы еще и изобретатель? — неподдельное восхищение сквозило в голосе следователя.

— Немного. Если выпустят двигатель, будет понятно, какой я изобретатель.

— А зачем вам еще один двигатель, у вас же есть один?

— Так это не себе, — пожал я плечами недовольно, — выпустят, будет людям что купить для лодки.

— А что, у нас мало лодочных моторов? — непонимающе смотрел на меня милиционер.

— Ломучих много, я хотел надежный сделать. Хотя, если кривыми руками собирать, то можно из конфетки обратно какашку сделать.

Мент заржал и, задав еще пару вопросов, а также вновь пожелав всего хорошего, попрощался. Я вернулся домой, приготовил вкусный обед и собрался в город на прогулку. Была идея, не давала покоя с первого дня в этом времени. Я рано потерял маму, мне и шестнадцати не было, а ей всего тридцать шесть было. Очень хочу увидеть ее, сейчас ей всего-то одиннадцать лет, девчонка совсем, но от этого хочется увидеть еще больше.

Сев на автобус, поехал в центр. Мои родные живут сейчас на другой стороне города, так же, как и нас здесь, его только недавно начали застраивать «хрущёвками». Посмотрим, что там и как.

Автобус шуршал, я смотрел в окно и размышлял, а ну, как не возьмут нашу рукопись, что тогда? Честно говоря, да и плевать, мало ли в чем можно проявить себя. На днях я собираюсь в поездку к ветерану, буду записывать его рассказы и начну цикл книг, очень хочется, о войне, это сейчас, в этом времени, достойное чтиво. И меньше вероятность отказа, так как побаиваются реакции со стороны ветеранов.

От остановки я шел и не узнавал район. Почти нет деревьев, еще попадаются частные дома, дороги между домов не асфальтированы, стройка сплошная. Наш дом стоял третьим от дороги; дойдя, была середина дня, я остановился чуть поодаль и стал просто смотреть. На окна, на двор. Зайти я не смогу, как это будет выглядеть? А вот просто посмотреть со стороны…

— Ларис, гулять пойдешь? Мальчишки в Кустовский звали.

Оп-па! Две девочки. Одна стройная, с красивыми черными кудряшками на голове, вынырнула из-за ближайшего угла дома, с ранцем за спиной и шла к подъезду. К моему подъезду. А вторая, худая, с острыми чертами лица, стояла на балконе второго этажа. Так ведь это тетя Люда! А с кудряшками…

— Люськ, нам задали много, да мне еще на волейбол идти, забыла?

Голос… мамы… Блин, да, он еще детский, совсем не такой, но все же у девочек голос меньше ломается, чем у парней. Что-то внутри меня сжалось в комок и захотелось подбежать и обнять, прижаться. Хотя какое там прижаться, она ж ребенок еще.

Мама шла спокойным шагом к подъезду, вероятно, думала о чем-то хорошем, улыбка озаряла ее красивое детское лицо. Не чуя ног, я медленно опустился на траву рядом с палисадником, разбитым возле дома. Слезы текли по моим щекам, ничего с собой не мог поделать.

— Вам плохо? — вдруг раздался над ухом голос.

Господи, зачем я так близко подошел?!

— Нет, все в порядке, спасибо, — ответил я, поднимая глаза. Рядом стояла и смотрела мне прямо в глаза — Лариса. А ведь она смотрит сейчас в свои глаза. Мне всегда в детстве говорили, что у меня мамины глаза. — Из школы?

— Ага, — кивнула девушка и подала мне платок. — Вы плакали? А говорят, что мужчины не плачут.

Эх, девочка, знала бы ты, как мы все, родные тебе мужики, муж, брат, двое сыновей будем рыдать всего через каких-то двадцать пять лет!!!

— Врут, — коротко ответил я, глядя в глаза девочки. — Всякое бывает. Тебя Ларисой зовут? — Она кивнула. — Красивое имя.

— Мне тоже нравится, хоть редкое, а то в школе одни Люськи да Гальки, — задорно засмеялась Лариса.

— Здорово, — поддержал я ее настроение.

— А почему вы плакали? Что-то болит?

Блин, она уже тогда была такой участливой ко всем, что сердце замирало. Сколько я видел в детстве, как мама помогала всем и каждому, наверное, потому и работала потом в детском саду. Правда, не всегда работала. Может, таким сочувствием и заботой она себя и растратила, что для самой себя ничего не осталось? Как ее предупредить, вот как, а? Выйдя замуж и родив первого ребенка, меня, она с моим отцом уедет в Тольятти. Там мама пойдет работать на завод, на ВАЗ, конечно. Скорее всего, зачатки ее болезни образуются именно там, так как работать она будет в цехе окраски, а в эти времена ни о какой экологии еще не слышали. Краски и растворители сейчас такая зараза, жуть берет!

— Да, сердечко прихватило.

— Вы