Шрифт:
Закладка:
От мысли, что мне все снится, что это только сон, а я все еще там, меня пробирает озноб. Я боюсь этого даже сильнее, чем бездарно потраченных дней своей жизни, за время которых я так и не смогу найти ответ кто, почему и зачем это со мной сделал. В такие моменты, когда волна ужаса, словно Белый шквал накатывает на меня, следует побыть одному и подышать свежим воздухом. Надо поверить, что я все еще жив. Что я все еще существую.
Иногда сделать это не так уж и просто.
Я почувствовал движение, отвлекся от созерцания ночи и увидел женщину. Она стояла на противоположном конце веранды, стояла как видно уже давно, и я не заметил ее лишь потому, что она оказалась скрыта полумраком и не двигалась. Кажется, не только мне нравится быть в одиночестве.
Я выпрямился и вежливо поклонился. Она поколебалась, внимательно посмотрела на меня, затем едва заметно склонила голову, отвечая на приветствие, и крупный изумруд сверкнул на ее прекрасной шее. Женщина направилась в зал, едва слышно шелестя широкой юбкой. Я успел лишь заметить, что платье у нее черное, под стать волосам, а она сама, насколько это позволяло понять приглушенное освещение, молода, очень красива, но лицо у нее печально.
Я проводил ее взглядом, постоял еще немного и увидел, как на веранду входит другая женщина. Та, встретить которую я бы хотел лишь в гробу. Чэра Фиона эр’Бархен собственной персоной.
— Чэр эр’Картиа, — у нее была гнусная привычка растягивать гласные, а милая улыбка не вязалась с алыми глазами, глядящими на тебя из-под квадратных очков. Казалось, что этот взгляд может вынуть из тебя саму душу. — Я не рассчитывала застать здесь вас.
Возможно, она лгала, и эта беседа не случайна. А быть может, в ее словах нет обмана. Анхель была напугана, а это состояние для нее достаточно редкое. И одновременно кипела от ярости. Перед нею был Бич Амнисов, та, что раньше подчиняла себе таких, как Анхель.
— «Вот уж где ненависть, — отстраненно подумал я. — Не чета моей».
Одна из Палаты Семи протянула мне руку для поцелуя, и на ее пальце матово блеснул черный оникс. Я проявил вежливость и даже сказал:
— Чэра эр’Бархен, вы оказываете мне честь.
Иногда я сам себя не узнаю, таким лицемером становлюсь. Ведь всего лишь два года назад мне хотелось лишь одного — всадить ей пулю в голову. А теперь «искренне» улыбаюсь и остаюсь вежливым.
Старушке Фионе чуть больше ста семидесяти, но выглядит она всего на сорок. Очень моложавая, очень ухоженная, прекрасно следящая за собой женщина в полном расцвете сил. Я не рискну назвать ее красавицей — слишком большие глаза, слишком худое лицо, слишком капризные губы. Ее волосы — соль и перец — аккуратно спрятаны под очаровательным бархатным беретом, и видна лишь одна прядь над левым ухом.
— Как поживает ваш замечательный дядюшка, чэр эр’Картиа?
— Прекрасно, — сказал я.
— Передайте ему привет, — она улыбнулась. — С его уходом от нас жизнь стала более… тусклой.
— Я бы осмелился вас поправить, чэра. Скорее всего, с тех пор, как он оставил Палату, жизнь стала более спокойной и простой.
У нее оказался очень приятный и мелодичный смех. И ей было над чем посмеяться — когда у тебя есть враг, с которым сражаешься без малого век, а затем он проигрывает из-за глупости родственника-мальчишки, это хорошо.
— И все-таки, Тиль, я ведь могу вас так называть? И все-таки, Тиль, она стала тусклой, пусть и более спокойной. Пропала острота соперничества. Полагаю, ваш дядя думает то же самое.
Возможно, так и есть, но мне это неизвестно.
— Неужели вы, любезная чэра, жалеете о прежних временах?
Ее глаза за стеклами очков прищурились, она явно услышала скрытый подтекст фразы:
— Я никогда и ни о чем не жалею, мой милый мальчик. И даже в вашей истории руководствовалась не враждой с вашим дядей, а буквой закона и интересом государства.
— Я ни на миг не сомневался в этом, чэра, — я лгал, как дышал, и не чувствовал от этого никаких угрызений совести.
Анхель рычала. Она бы с радостью убила хитрую гадину, вместе со своими сторонниками обрекшую меня на «новую жизнь».
— Ваш амнис очень эмоционален, — чэра Фиона, разумеется, не знала, чего хочет Анхель, но прекрасно чувствовала ее. — С учетом того, что у вас нет при себе трости, полагаю, это нож? Я прекрасно помню его. Несколько дюймов отличной стали и невыносимый характер.
Мне показалось, что ножны мелко завибрировали от ярости.
— Это вы создали его? — вопреки всему, я заинтересовался.
— Мой учитель. Он был куда лучшим магом, чем я. Амниса обуздали по заказу вашего предка, — она вздохнула. — Раньше, когда закон Князя еще не запрещал этой области магии развиваться, и создание амнисов не было взято под жесткий контроль государства, из рук волшебников выходили настоящие шедевры.
Анхель не желала быть шедевром. Она жаждала крови, и мне пришлось приказать ей взять себя в руки.
— Я знаю вашу позицию насчет создания новых амнисов, — кивнул я. — Газеты неоднократно об этом писали.
— Вы не разделяете такой взгляд? — она по-птичьи склонила голову, и в этом жесте читалась скрытая насмешка.
Я покачал головой:
— Мое отношение к магии нейтральное, чэра. Впрочем, как и к развивающимся технологиям. В том смысле, что я не считаю, будто одно обязательно должно довлеть над другим.
— Я удивлена, — в ее глазах появилось нечто, похожее на проблеск интереса. — Ваш дядя был иного мнения и убедил Князя принять несколько не слишком популярных среди магов законов. В том числе и о запрете создания новых амнисов.
Она предложила мне сесть возле столика, где горели высокие пальмовые свечи. Я отодвинул стул, кляня почем свет эту госпожу, и дождавшись, когда она усядется, сел напротив.
— Лучэры веками пользовались помощью амнисов и магов. Я не вижу в этом особого вреда. Мир не рухнул в Изначальное пламя, Двухвостая кошка не пришла за нами, и жизнь продолжилась как раньше. Но, к сожалению, в первую очередь вашему сожалению, волшебство не способно дать то, что мы получаем от пара и электричества. Вы и сами это видите. Мы слишком сильно полагались на помощь потусторонних существ и заклинания, а то, что дал нам
