Шрифт:
Закладка:
Лео: Какая у вас погода?
Лоррен: Снег идет.
Пауза.
Лео: Знаешь картину «Парк под снегом, Париж»?
Она изумлена, но улыбается. Это что, тест такой?
Лоррен: Пффф. Гюстав Кайботт.
Лео: Браво. Твоя очередь.
Да он не шутит! Что бы такое спросить?
Лоррен: «Снег в Аржантейе»?
Лео: Легко: Моне… «Крыши под снегом»?
Улыбка Лоррен становится шире.
Лоррен: Тот же самый Кайботт.
А «Мороз в Лувесьенне»?
Лео: Моне?
Лоррен: Проиграл! Сислей!
Лео: Ладно. Ты впереди.
Подожди секунду, пес принял одну из моих кистей за косточку.
Лоррен: Как его зовут?
Лео: Пес.
Она издает смешок.
Лоррен: Хилое у тебя воображение.
Лео: Между прочим, я и не претендовал на звание затейника.
Первым побуждением Лоррен было ответить: «Не скромничай, в ту ночь…» – к счастью, в последний момент она удержалась. Во что ты играешь, детка? Мало тебе было одного раза, хочешь снова попасться на его удочку?
Лоррен: Мне пора.
Лео: Ладно…
Она готова выйти из чата, и тут появляется новое сообщение:
Лео: Рад, что мы поговорили. Хорошо, что портрет тебе понравился.
Она не отвечает. Пусть не думает, что прощен…
Лео ждет. Новых сообщений нет… Он идет в гардеробную, надевает толстый свитер, теплые брюки и мартенсы. Свистит псу, дрыхнущему на кровати.
Кокер открыл глаз, поднял голову, принюхался, как будто решал, во сне раздался свист или наяву. Он обожал прогулки, но не собирался отказываться от сладкого сна из-за пустяков.
Человек свистнул второй раз, и собака, окончательно проснувшись, с веселым лаем спрыгнула на пол.
21
Он возьмет тебя за руку.
Лоррен: Как поживает живопись?
Лео: Продвигается, сегодня утром был в Уитни[91].
Лоррен: Ух ты… Перед какими картинами стоял дольше всего?
Лео: «Четыре темных в красном» Марка Ротко[92],
«Музыка, розовый и голубой II» Джорджии О’Кифф[93],
ну и конечно, «Кейп-Код, закат» Хоппера[94].
Лоррен: Все так же одержим цветом, да?
Лео: Чем же еще?
Четыре часа спустя.
Лоррен: Когда я увижу следующую картину?
Лео: Скоро.
Лоррен: Они на продажу?
Лео: Нужно спросить у Зака.
Лоррен: Даже мой портрет? Модель не имеет права голоса?
Лео: Не знаю. Я подписал контракт с Заком, и он включил в него портрет.
Лоррен: Времени зря не терял…
Пять часов спустя.
Лоррен: Доброй ночи, Лео.
Лео: Доброй, Лоррен. Пусть тебе приснятся хорошие сны.
«В том числе ты?» – думает она, но тут же гонит прочь крамольную мысль.
На следующий день.
Лео: Привет.
Лоррен: Привет.
Лео: Что будешь делать в сочельник?
Лоррен: То же, что всегда: проведу его с матерью, братом и несколькими друзьями. А ты?
Лео: С сестрой и племянником.
Несколько часов спустя.
Лоррен: Чем занимаешься?
«Не слишком ли я навязчива? – думает она. – Реши, чего хочешь, старушка».
Лео: Я в Метрополитен. Перед великим Поллоком.
Лоррен: Вот это да! Везет же некоторым.
Он улыбается, читая ее сообщение, и не торопясь бредет к выходу. Снова пошел снег, большие, легкие, как пух, крупные хлопья кружились в воздухе и медленно падали на асфальт. Лео проголодался, купил хот-дог и направился к Пятой авеню. Ему оставалось пройти метров двадцать, когда к тротуару подкатила длинная черная машина и из нее выскочили двое мужчин. В Райкерс он был настороже днем и ночью, а в самом сердце Манхэттена, в двух шагах от знаменитого музея, расслабился.
Лео удивился.
Он не успел оказать ни малейшего сопротивления – его затолкали в «линкольн», на заднее сиденье, где мужчина в черном пальто наставил на него «глок». Лео сразу узнал его, не «глок» – человека. Типа с узким лицом рыбы-луны, гнилыми зубами и глазами навыкате, который посетил его дом среди ночи с двумя подручными бандитами. При свете дня Лео заметил, что лишенная всякой растительности кожа – у «вампира» не росло ни бровей, ни ресниц – была цвета свернувшегося молока и блестела, как у угря.
А в глазах страшилища плескалась нечеловеческая злоба.
Неудивительно, что он стал злым. При такой-то внешности! Эта мысль посетила Лео, сидевшего между Угрем и другим бандитом, тыкавшим ему под ребра стволом «Глока-19». Их дружок расположился рядом с водителем. «Интересно, от кого из них так отвратительно воняет дешевым одеколоном? – подумал Лео и посмеялся над собой. – Тебя сейчас прихлопнут, а ты недоволен чужим амбре!»
Ровно через сорок одну минуту машина въехала в заброшенный склад на Хантc-Пойнт[95] в Бронксе, поблизости от Ист-Ривер. Там их ждал четвертый человек. Он сидел на стуле, в центре склада. Ройс Партридж III.
– Приветствую, Лео. Ты не заплатил, и дела твои плохи, – очень спокойно произнес Ройс Партридж III, когда его подручные усадили пленника в двух метрах от хозяина, прямо напротив.
Ройсу Партриджу III исполнилось сорок лет. Крупным телосложением, черными глазами и крепкой квадратной челюстью он походил на отца, знаменитого финансового магната, но черты лица сына обрюзгли, лишились остроты, шея стала дряблой. Тем утром Ройс был в красивом костюме из шерстяной фланели и черном вигоневом пальто, небрежно наброшенном на плечи. Галстук был золотой, туфли – двухцветные. Типичный прикид мафиози. Ройс Партридж III посещал лучшие школы, оценки получал от посредственных до самых низких, но походить хотел на Марлона Брандо в роли дона Корлеоне из «Крестного отца», или на Аль Пачино из «Лица со шрамом», или на Джека Николсона из «Отступников». У него не вышло, и он изображал плохого парня и любил окружать себя мелкой шпаной и хулиганьем.
– Я сделаю тебе больно, и ты пожалеешь, что родился, – пообещал Ройс Партридж III мягким ровным тоном и мило улыбнулся Лео, как старому приятелю. – Ты будешь молить, чтобы я прервал твои страдания, и захочешь умереть.
Лео заставил себя ответить улыбкой и произнес, бравируя напускной смелостью:
– Прямо Шекспир, да и только!
Это была ошибка. Зеркальный Гардероб, не снявший наушников даже в присутствии грозного босса, нанес Лео удар по ребрам, лишив на несколько секунд способности дышать. Кулак
