– Мы приехали к нему в больницу на следующий день, – сказал Рик, глядя в пол повлажневшими глазами. – Он был еще жив, но обгорел так, что надежды не оставалось. Перед тем как уйти совсем, попросил у меня: «Найди их». Я не понял, кого он имеет в виду. «Кого, Уэйн?» – «Их». Он повторил это слово несколько раз: «Их». Мы забрали тело, чтобы похоронить его дома. Мэр городка плакал, говорил, что виноват. Шериф клялся найти поджигателей. Это был именно поджог: с двух углов сразу, с канистрой, никаких сомнений. Но никого так и не нашли. Ярмарка, много чужих, поди уследи за всеми…

Мы с Мики переглянулись. Рик молча покачивал головой, словно соглашаясь с неудачей шерифа неизвестного оклахомского городка. Широкоплечий высокий мужчина в безрукавке, с синими от татуировок плечами и затейливой стрижкой – гладко выбритые виски, стоячий островок речного тростника на макушке и длинный конский хвост позади, – он больше походил на предводителя банды рокеров-мотоциклистов, чем на стандартного фермера.

– Кого же имел в виду ваш брат? – прервала молчание я.

Он перевел на меня взгляд – спокойный взгляд уверенного в себе человека.

– Их, зомби.

– Но почему? Вы ведь говорите, что полиция никого не арестовала.

– Верно, – кивнул Рик. – Не было даже подозреваемых. Но подумайте сами, Бетти: кто еще мог? Кому могло прийти в голову спалить цирк, которому радовались все нормальные люди? У моего брата не было врагов – вообще, никогда. Его считали святым даже самые отпетые бандиты. Нет-нет, я абсолютно уверен. Кроме зомби, больше некому. Только они, и больше никто. Проблема в том, что это слишком неопределенно. Их слишком много, целые стада – тысячи, десятки тысяч. Я не могу прийти в полицию и указать на целое стадо: вот, мол, берите их. Полиции нужны конкретные поджигатели: те, кто сидели в машине, тот, кто принес канистру, та, которая бросила спичку. А этого у меня не было и нет до сих пор.

– Что же вы сделали?

Он развел руками:

– Вот это. Мы – родители и я – сделали вот это. Парк зверей имени Уэйна Макдэйвида. Мы сказали: если он так любил животных, значит, лучшей памятью о нем будет зоопарк. Зоопарк, куда можно прийти всей семьей, посмотреть на зверей, погладить козу, покататься на лошади, покормить из соски теленка, поиграть с собаками, с кошками, котятами, щенками…

Я покосилась в сторону вольеров с тиграми:

– Ничего себе котята…

– Так это сейчас, – возразил Рик. – Начинали-то мы с самого простого. Еще кофе?

Мики помотал головой:

– По-моему, время для чего-нибудь покрепче. Давай начнем с пива…

Хозяин принес бутылки и продолжил рассказ.

На первых порах в парке были только домашние животные, потом купили несколько оленей и старую беззубую пуму, оставленную прежними хозяевами у ветеринара. Думали этим и ограничиться, но вскоре Рику позвонил знакомый шериф из соседнего графства: «Я слышал, у тебя зоопарк?..» Оказалось, полиция накрыла большую вечеринку с наркотой в поместье бывшего профессионального боксера. Боксер, который сидел на условном и теперь переехал в тюрьму на несколько лет, держал для развлечения пару амурских тигров. «Никто не берет, – сказал шериф. – Может, ты поможешь? Отдадим даром…» Так в парке появились первые настоящие большие кошки. Вскоре выяснилось, что тигрица беременна, и к боксерской паре добавились пятеро красавцев тигрят.

– И пошло-поехало… – сказал Рик. – Поймите, Бетти, никто не собирался делать здесь Диснейленд. В наших планах было создать убежище для зверей. Вы не представляете, сколько животных остаются брошенными на ранчо, на фермах и даже в городских квартирах. Богатые идиоты покупают их, когда уже не знают, чего бы еще захотеть; кому-то хочется удивить гостей, кто-то делает подарок своей девке, кто-то просто спьяну. Есть совсем сумасшедшие. В Огайо недавно был случай: один такой ковбой набрал полторы дюжины тигров и еще несколько крупных хищников, а потом решил, что ему надоело жить, и выпустил их на волю. Ага – выгнал из вольеров на шоссе, а сам застрелился. Что с ними прикажете делать? Приезжает полиция, стреляет. А они ведь не дикие. Их только зовут дикими, а на самом деле они воли никогда не знали. Для них воля – клетка, вольер. Там они родились, как и их папа с мамой, и деды с бабками. Их уже несколько поколений таких… Вот их-то мы и собирали – брошенных, забытых, никому не нужных, больных, старых и осиротевших. Собирали для Уэйна, чтобы он чувствовал себя спокойней там, на небесах. Но потом выяснилось, что не хватает денег…

Родители близнецов так и не оправились после гибели Уэйна. Мать умерла вскоре после создания парка, затем случился инсульт у отца – тяжелый, требующий длительного и дорогого ухода. Рик остался один – со всеми расходами на клинику и на убежище. Животные продолжали поступать, продолжали плодиться, и тогда он решил пускать в парк посетителей – за деньги, чтобы было чем оплачивать счета. Публика особенно рвалась к тигрятам и львятам. Но вместе с публикой появились и те, кого Рик называл «зомби», а они себя – защитниками прав животных.

К тому времени он научился различать их с первого взгляда и не продавал им билетов – просто не пускал на свою территорию. Но у зомби нашелся сильный ответ: они натравили на парк целую армию инспекторов. Рик и представить не мог, что есть такое огромное количество правил – налоговых, лицензионных, санитарных, противопожарных, продвигающих «зеленую энергетику», предотвращающих выветривание почвы и загрязнение среды, обеспечивающих чистоту воды и качество пищи, блюдущих общественную безопасность и права рабочих. Голова шла кругом от количества ограничений и запретительных писем; чуть ли не каждый день в парк приезжал очередной проверяющий с целым ворохом бюрократических предписаний. Все это происходило под маркой защиты несчастных зверей от их злонамеренного врага – человека.

– Они стремятся регулировать все! – с выражением полнейшей беспомощности произнес Рик. – Допустим, дети играют с тигрятами… – кажется простым и естественным, правда? Но нет; приезжает инспектор и спрашивает, сколько недель тигренку. Если он слишком мал, то может страдать от того, что его не пускают к матери. Если он слишком велик, то может кого-нибудь сожрать. Я говорю: «Мистер, посмотрите на этого малыша. По-вашему, он страдает? Да он в полном восторге! Котята обожают такие игры…» Инспектор смотрит в бумагу: «Разрешено общение с детенышами в возрасте от четырех до двенадцати недель. Повторяю вопрос: сколько недель данному тигренку?..»

Он всплеснул руками и горестно вздохнул.

– Вот что я скажу вам, ребята. Меня ведь неспроста зовут Тайгер Рик. Вы можете целый год искать по всему миру такого спеца, как я, и вряд ли найдете. Мало в какой библиотеке есть больше знаний об этих зверях, чем здесь… – он постучал себя по выбритому виску. – И если уж зашла речь о библиотеках, у меня собрано примерно все, что написано по-английски на тему кошачьих. Я учился у лучших врачей-ветеринаров. Я ездил на Суматру, в Африку и в Сибирь. Я знаю о больших кошках всё. Я вхожу к ним в клетки, я вывожу их на прогулку, как комнатных собачек, я чувствую их настроение, бок о бок с ними я и сам становлюсь тигром. Я – Тайгер Рик! Какого же черта занюханные бюрократы берутся указывать мне, что и как делать с моими кошками? Что они понимают, эти идиоты?