Шрифт:
Закладка:
День был прекрасный. «Невеста» гордо показывала свои владения: хлев, птичник, огород, где мощно переплелись лианы тыкв и огурцов. Поймала Пеструшку, положила на пень и ловко отрубила голову. Безголовая курица захлопала крыльями и побежала. Анне сделалось дурно. Лийса со смехом объяснила, что так бывает: у курицы сохраняются рефлексы, а мозг ей вообще не нужен, известны случаи, когда безголовые курицы жили по полгода.
Племянники были не в настроении. Чтобы сменить обстановку, Арви повёл их на речку. Там бродили по мелководью, марлей заводили окуней. Анна отвлеклась, но на хуторе снова почувствовала себя неважно – Лийса подала гостям наваристый куриный суп.
До свадьбы дело никак не доходило. Во-первых, подозрительному папаше не понравился горб Эйно. Своим звериным чутьём крестьянин почувствовал «в этой семье» что-то недоброе, проклятое, больное. «От таких лучше держаться подальше», – засыпая, бормотал своей жене на фотографии. Во-вторых, племянникам Арви Лийса совсем не понравилась. По словам Урсулы, Анна после поездки в Райволу аж два раза кричала во сне.
Часть третья
Бросив пушки, танки, мины,
Удирали белофинны.
Снег шершавый, кромка льда…
Кому память, кому слава,
Кому тёмная вода.
Руна первая
Германия сдаёт Суоми Красной подруге
Шло время. Младший Тролле по-прежнему заведовал армейским провиантом, бегал на лыжах в Райволу и кормил Пекку сахаром, был активистом Патриотического народного движения, хотел, чтобы все коммунисты сдохли, мысленно укреплял дружбу с Германией, объединял братские финно-угорские народы, создавал Великую Финляндию – процветающую страну с огромной территорией, заставленной белыми церковками и сытыми коровками. Красавица Суоми, которую он по вечерам, изменяя Лийсе, доставал из чемодана, «чтобы расслабиться», выгибала своё пышное тело и только смеялась над ним:
– Ты думаешь, моей подруге старшей понравится такой расклад? От Двины до Двины, ага, конечно. Да она мне всё лицо расцарапает, глаза высосет. Взревнует, не позволит, навалится, задушит.
– Карелия, полонённая красным драконом, ждёт своего жениха-избавителя.
– А там наших не много осталось, больше половины выслали в Ленобласть, Сибирь и Среднюю Азию. Кузьминичну, крестьянку-единоличницу, недавно расстреляли, красивая была женщина, оставила семерых детей. Эмиль Семёнович, учитель, вчера только пулю в седой затылок получил. На лыжной фабрике в Петрозаводске рабочих проредили существенно.
– Откуда ты знаешь?
– Так народец через границу просачивается.
– Что ещё говорят?
– Ничего хорошего. Ингерманландцы в когтях ГПУ.
– Надо их спасти. Кто ещё в когтях?
– Русские.
– А в ГПУ кто?
– Советские.
– Ну рюсся я спасать не буду.
– Но знай, что не все, кого ты хочешь «спасти», тебе рады будут. Некоторые карелы боятся белобандитов.
– Какие карелы?
– Разные. Например, колхозники из села Ведлозеро.
– Каких белобандитов?
– Да тебя, Арви.
– Скоты, предатели.
– Вот видишь. Дай тебе волю, ты всех на всякий случай перебьёшь: вдруг один затесался несогласный? Вспомни молодость. Ты же головорез.
– Это точно. «Dieu reconnaîtera les siens»[49].
– Но там и без тебя справятся. Начальника карельских коммунистов год назад подписали к репрессии по первой категории, на двадцать четвёртом километре от Москвы к ёлочке поставили.
– А вот за это Сталину китос[50]. А красные финны?
– Большинство в могильниках НКВД.
– Китос. Китос.
– Ты был бы отличным инквизитором.
– Возможно, если бы веровал.
– И образцовым чекистом.
– Замолчи. Надо бы Эстонию присоединить.
– Совсем дурак? Там уже советский флот и авиация.
– Погнать комиссаров за Урал!
– Ты не справишься.
– Так ведь Германия поможет.
– Ха!
– Мы близкие нордические народы и связаны крепкими узами.
– В душе она меня презирает, я маленького роста и курносая. А сама версту проглотила. Зачем Пяйве меня такой нарисовал?
– Ну а что делать, если она действительно статная, крупная? Пяйве реалист, изобразил тебя такой, как ты есть. Скажи спасибо. Знаешь, как некоторые художники женщин рисуют – посмотришь и вздрогнешь: тела будто прокрученные в мясорубке или порубленные и в беспорядке сложенные, похабщина и оскорбление. А ты у нас красавица, всё на своём месте, хорошенькая до безумия, полненькая, сладенькая, свежая и сочная, как лесная ягодка.
– Слушай, Арви. У Германии появилась новая подруга – мощная, романтическая. В красном платье. У неё грудь и задница больше, чем у твоей Суоми.
– Так ведь они были в контрах.
– А сейчас не то чтобы спелись, но волосы друг другу не дерут. Германия стала наезжать на Англию и Францию, а красной бабе это выгодно. Она пока ни с кем не хочет ссориться, ей бы просто посмотреть, как сильные девки раздерутся, расшатают и подорвут свою капиталистическую систему. «Гавкай на них, меня не бойся, на тебя нападать не буду», – говорит она Германии. Арви, я женщина тёмная, ничего в политике не смыслю, просто вижу, что подруги бранятся, хитрят, торгуются. Вот подписали пакт, и не одна я изумляюсь. Рабочий завода «Невгвоздь» Иван Зюзьга удивлённо спрашивает: «Непонятно, почему раньше кричали, что фашисты враги, а сейчас заключаем с ними соглашение?» Им уже занялись компетентные органы. У молодого рабочего комбината «Ленрыба» по прозвищу Чудик пакт тоже вызвал недоумённый вопрос и нездоровое толкование: «Почему мы должны дружить с Германией, где у власти фашистские варвары? Не лучше ли заключать договора только с демократическими странами»? Майор Кулотин спросил агитатора, «не уловка ли это со стороны Германии», но тут же прибавил, что «товарища Молотова не проведёшь»[51].
– Ты что, все их доносы читаешь?
– Наши тоже. Но Зюзьге и Чудику просто сделают внушение, Кулотину кулак покажут. Они нужны как пушечное мясо.
– То есть будет война? – Арви с пустой бутылкой качался перед зеркалом. Он рычал и замолкал, выслушивая внутренний ответ.
– Конечно. Пока подруги спят в кровати с кружевным подзором, но скоро прозвенит будильник с посредственной точностью, сильным звонком и хорошей прочностью (можно кидаться им в стену), они вскочат и станут одеяло перетягивать. Германия меня, конечно, сдаст. Начнётся бардак, протесты, петиции стран, все будут сходиться и расходиться, а толку? Эти две –
