Лучший гангстер Иерусалима

Гимбат, лес, вся ситуация неуловимо напоминают пикник бандитов с галюциногенными грибами из «Чапаева и Пустоты». Что из чего возникает — пелевинские ли тексты из анекдотов, оборотов речи, бытовых острот… Или наоборот: вся эта приметная шелуха липнет к ее коллекционеру? Пелевин рассказывает свою знаменитую шутку насчет рекламы водки «Финляндия». (На плакате — лужа блевотины. Подпись: «в прошлой жизни я была водкой «Финляндия»».) «Слышал?» «Да конечно, ее уж вся Москва знает», — говорю я. «Правда? Откуда?» — Пелевин, похоже, не представляет масштабов своей славы.

После блинов следует сигара, затем еще водка, затем салат. И — пауза. Чувствуется какая-то перегрузка. «Все, — говорит Пелевин. — Сейчас — домой.» Расплачивается он за себя сам. «Я отвезу», — предлагаю я.

Сам Пелевин, как все настоящие писатели, от Дэшила Хэммета до Владимира Сорокина — и как настоящие аскеты — машину не водит. «Зачем? Вышел, поднял руку — и все, ты уже на месте.» «А удовольствие от вождения?» Но вопроса он не замечает и от предложенной транспортной услуги отказывается.

«Нет, не надо. Одно дело, когда тебя отвозят, другое — когда берешь машину и едешь». Буддистское нежелание одалживаться в чем бы то ни было? Или просто типичный писательский синдром — быстрой утомляемости от людей? Мне не суждено это узнать: когда официантка приносит сдачу, Пелевин вдруг забывает о своем решении отправиться домой, к рабочему столу и заказывает Baily’s.

— А Байлис у вас есть? — так это звучит в его устах.

— Бейлис? Есть, конечно.

— Не Бейлис, а Байлис! — настаивает Пелевин. — Ирландцы говорят Байлис! Двести грамм, пожалуйста.

Мне как-то не верится:

— Неужели ты выпьешь двести грамм этой сгущенки?

— Нормально! — уверенно говорит писатель.

Впрочем, когда на столе оказывается полный, до краев, граненый стакан с ликером, Пелевин забывает о нем: в зале — а мы сидим у самого входа — появляются два моложавых господина в черных костюмах, эдакие чикагские коммерсанты времен prohibition. Пелевин вскакивает, уронив стул: «О! Это же мои друзья.» Друзья — Саша и Володя — усажены за стол и на них обрушивается история о Гимбате.

«Приезжают. В квартире шефа к батарее наручниками прикованы трое. «Значит, так, — говорит шеф. — Этих вывезешь в лес, грохнешь там, закопаешь». Гимбат запихивает всех троих в машину, и нашего молодого человека туда же. Едут. Молодой человек подает голос с заднего сиденья:

— Гимбат… Гимбат, а Гимбат…

— Чего тебе?

— А меня-то — ебать.»

Пелевин произносит эту фразу, похлопывая себя по груди, со сладостной интонацией, обозначающей переход несчастного от страха к радости. Чисто релятивистский анекдот, однако, оказывается известен друзьям бизнесменам: они усмехаются, и предлагают свою версию финала: «А меня-то — в жопу», — говорит незадачливый донжуан. Но — перегрузка. И я откланиваюсь и не знаю, что происходит дальше у «Петровича» — под эти советские песни, под этими кирпичными сводами, под сенью широчайших усов художника и хозяина этого клуба Андрея Бильжо.

На следующий день я обнаруживаю на автоответчике привет от Виктора. Это единственная точная запись его слов, которой я располагаю, вот я и приведу ее дословно.

«Это сообщение Михаилу Новикову от Виктора Пелевина. Михаил, куда вы вчера убежали? Володя Гольдберг — это самый опасный гангстер в Иерусалиме, с таким человеком надо обязательно познакомиться. Вот. Михаил, у меня личная просьба: я куда-то свой беретик потерял. Если он окажется у Бильжо — там вроде такое сердечное место, если он вдруг как-то всплывет — как-то мне намекнуть на это дело, ладно? Потому что мне его не хватает. Их всего два в Москве таких. Последняя надежда. Ладно? Спасибо.»

На момент сдачи статьи беретик Пелевина найден не был.

Источник неизвестен.

Россия — это лишь злая пародия. Беседа с писателем Виктором Пелевиным о терроре в Москве, виртуальной политике и российских мифах

4 ноября 1999. Барбара Леманн, «Die Zeit». Перевод с немецкого

Ди Цайт: Вы в течение двух месяцев были в Германии в качестве гостя литературного коллоквиума в Берлине и с чтениями. Вы выглядите уставшим. Как вам ваша поездка?

Виктор Пелевин: Ну, как… Чтения — это всегда неприятная обязанность. Вообще-то я приехал сюда писать книгу. Новая местность — это всегда источник энергии.

Ди цайт: А какая энергетика в Берлине?

Виктор Пелевин: Здесь так спокойно все и изысканно. Больше всего мне понравилась «Комната молчания» у Бранденбургских ворот. Я сначала не понял, зачем она там нужна. Я вошел туда, сел и помолчал. Я долго так просидел, пока не понял зачем. Целых три часа!

Ди цайт: Ваш новый роман — «Generation П» — можно найти в кармане каждого москвича. В центре повествования молодой российский поэт, который, попав в мир России эпохи «дикого капитализма» 90-х, мутировал в копирайтера. Фигуры политиков там — всего лишь эскизы на планшетках специалистов по рекламной стратегии, виртуальные продукты компьютерной анимации.

Пелевин: Я хотел показать, что в наше время существуют копии, не имеющие оригиналов. Так, к примеру, большинство писателей в России сейчас больше озабочены созданием собственного имиджа, нежели собственных произведений. Включишь телевизор, а там морда и снизу написано: «писатель». И эта морда появляется на экране постоянно через день, а книги этого «писателя» никто не читал.

Цайт: Вы продали почти миллион книг. Разве этим успехом вы не обязаны вашему имиджу angry young man?

Пелевин: Я не знаю, что вы называете успехом. Даже если поискать в самых темных уголках моего ума — никакого успеха я там не вижу. Но я могу сказать, что у меня за стратегия — ни в коем случае не связываться с так называемым литературным миром. Мне не надо выставлять свою задницу напоказ, чтобы продаваться. Если мне нужно сообщить человечеству о чем-либо, я просто пишу об этом. Самые главные производители имиджей — это, конечно же, политики. Вам не кажется, что когда вы идете на выборы, вы отдаете свой голос не за какого-то человека, а за телепередачу?

Цайт: После президентских выборов, вы сделали проект в одной компьютерной фирме. По телевидению показывали виртуального кандидата.

Пелевин: Мы сделали на компьютере из шести лиц настоящих кандидатов одно. При этом мы учитывали количество голосов, которое каждый набрал на выборах. Компьютер обрабатывал черты лица и процент голосов; и на основании этих данных вывел среднестатистическую величину. Получилась страшная рожа! И что забавно: низкое количество голосов, набранных генералом Лебедем, оказало крайне сильное воздействие на результат.

Цайт: Давайте перейдем от сатиры к действительности. Кто сейчас у власти в России?

Пелевин: Трудный вопрос. Дело в том, что мы имеем дело не с людьми, а, как написано в моей книге, с «импульсами и факторами». Власть находится не