Шрифт:
Закладка:
Пелевин всегда утверждал, что объективной реальности не существует. Поэтому часто сам предпочитал исчезать.
— Я извиняюсь, но зачем мне нужны эрзацы, когда передо мной вся эта жизнь? Я не читаю никаких журналов, не смотрю телевизор…
— Ну не ври.
— Честное слово. Копирайтером я работал, было дело, но телевизор не смотрю. У меня даже нет антенны, она в трех местах перерублена. Не, ну если мне очень хочется чего-нибудь посмотреть, я могу найти кусок проволоки, воткнуть его туда, где антенна, и там, на зеленом фоне будет что-то такое говорить. Но фильмы я смотрю — от видака-то телевизор нормально работает.
— Почему ты не отвечаешь на телефонные звонки?
— Я ничего хорошего не жду от телефона. Чудо никогда не бывает предсказуемо. Я даже сообщения больше не слушаю. Приезжаю домой, а на автоответчике сорок пять сообщений. Я нажимаю кнопку, и они все стираются.
— Но ты же носишь с собой мобильный.
— А я его включаю, только когда мне надо куда-то позвонить.
Через некоторое время он увлекается и его заносит: «Мне тут из одного журнала звонят: «Витя, напиши нам рассказик».
— Ты же к телефону не подходишь.
— Ну случайно снял трубку.
«Ты, Петька, прежде чем о сложных вещах говорить, разберись с простыми.»
Виктор Пелевин, «Чапаев и пустота»
Живет Пелевин в спальном районе Чертаново и совершенно по этому поводу не страдает: «Для меня все районы спальные, я бы и в центре так же спал, ха-ха-ха!». Никакой машины у него нет, он ездит в метро и утверждает, что очень ему там нравится. На интервью он, впрочем, приехал на частнике — на старенькой «Оке».
— Я в метро больше люблю. Я там всегда читаю «Московский комсомолец», особенно объявления. Я недавно там хорошее объявление вычитал: «Досуг абсолют». Я теперь все время пытаюсь себе это представить. Меня что пробило — в этом не должно быть никакого там секса, да? Просто — досуг-абсолют.
Он не может представить себе жизнь, в которой надо было бы вставать и куда-то ходить по утрам. «Я вообще никогда не работаю». На самом деле Пелевин работает постоянно. И не только тогда, когда пишет, но и когда разговаривает. Он жонглирует словами, смакует парадоксы, каждую минуту выдает новые рекламные слоганы (типа «Вагриус» — «Виагриус») и внимательно прислушивается к другим на предмет поиска языковых штучек. Сидящий за соседним столиком пожилой дяденька в какой-то момент не выдерживает: «Не подслушивайте, молодой человек!». Пелевин часто рассказывает анекдоты и сам над ними долго смеется, содрогаясь всем телом. Когда ему что-то особенно нравится, победно потрясает сжатыми кулаками, продолжая улюлюкать. Изъясняется он на «блатной фене», перемешанной с абстрактными понятиями. Часто повторяет:
— если у нас такой серьезный базар… — если говорить по серьезке… — меня вот какая мысль прорубает… — сказал так конкретно… — меня что пробило… — фишка в том… — чисто да… — у меня свои предъявы… — он своим умом проник во все дырки… — я вообще не первую жизнь тут нахожусь… — ты не гони… — меня на думку прошибает, на сердце…
Все свои фразы перебивает и заканчивает вопросом «да?». В конкретной речи реального Пелевина слышатся лесковские интонации, умноженные на базар братков — странное и очень энергичное сочетание. Сам он однажды сказал, что в лексике братков есть огромная сила, и что русский язык, захиревший в речи интеллигентов, воскрес в блатном базаре, возродившем первозданность понятий жизни и смерти.
— Ты читаешь ругательные рецензии на свои книги?
— Уф… Уже нет. Но раньше читал. И очень расстраивался.
Похоже, это не совсем правда. Читает до сих пор и очень расстраивается. Ему знакомы статьи, которые я распечатала из Интернета, а некоторых критиков он цитирует наизусть длинными периодами. Потом вздыхает: «Когда я заканчиваю роман, для меня важно собственное ощущение, что я что-то хорошее написал».
В прошлом году журнал New Yorker назвал его в числе шести лучших молодых писателей Европы. Английский издатель Пелевина Том Берчена считает, что для русского автора пелевинский успех на Западе очень внушительный. «Пелевин, конечно, не любит публичности, — говорит Берчена. — Но на Западе он принял эти правила игры, хотя и с большим скрипом, потому что понял, что от его появлений на публике часто зависят продажи книги».
«Род приходит и род уходит, а своя рубашка ближе к телу.»
Виктор Пелевин, «Generation П».
Одевается Пелевин в лондонском квартале Камден Лок — там одеваются все радикальные молодые люди — или в американских супермаркетах. Стиль — спортивно-военный. Синяя рубашка расстегнута на животе и на груди: «Вы ничего не понимаете, в Нью-Йорке все сейчас так ходят».
— Меня моя девка попросила кожаную куртку купить («девка» работает в рекламном отделе одного из глянцевых журналов. — ред.). Я ходил по Камден Локу и прицеливался на баб, которые так же выглядят, как она. Какую-то нашел и сказал: «Девушка, вы совершенно таких же габаритов, как одна персоналия, которой я должен купить куртку, и поэтому надо зайти померить, да? Зашли в магазин, она перемерила все куртки, потом я купил одну, положил в сумку, а она так поглядела на меня — и у нее в глазах читалось: «И это все?».
Пелевин стрижется почти наголо: «Это у меня буддистское».
— У тебя всегда была такая стрижка?
— Не, ну раньше у меня были какие-то там прически, да? Но так удобно, когда у тебя совсем нет волос и ты можешь просто голову сунуть под кран, когда моешь рожу.
Сакэ он пьет графинами, с немыслимой скоростью — один за другим, то и дело окликая испуганную японку. С такой же скоростью жадно заглатывает суши, ловко орудуя палочками. Потребовал розовый имбирь — «а то везде зеленый». Разбирается в японских ресторанах, знает, где дешевле — например, в «Старом Токио» или в «Японской лапше» на Арбате. Ошибочно считает, что «сырую рыбу испортить невозможно». Но если «чисто так» спросить его про любимое блюдо, признается, что обожает лосося из банки, перемешанного с двумя нарезанными яблоками и банкой майонеза.
«Скажем так, мне нравится, когда у жизни большие сиськи. Но во мне не вызывает ни малейшего волнения так называемая кантовская сиська в себе, сколько бы молока в ней ни плескалось.»
Виктор Пелевин, «Generation П»
— На что ты тратишь деньги?
— Они сами тратятся. Ну на компьютеры, еще на всякое, на путешествия.
Куда же он путешествует? Из всех мест в мире