Я хочу отдать ей себя. Я хочу отдать ей свое тело и душу. Хочу, чтобы она имела власть надо мной, и я хочу, чтобы эта власть принадлежала только ей. Я хочу, чтобы она была мне ровней, чтобы она стояла со мной перед всем миром и знала, что я — ее, а она — моя. Я хочу, чтобы она обладала силой, способной заставить меня раздеться.

Потребность в ней растет с каждой секундой. Я ахаю. Мой член пульсирует, прижимаясь к ее входу, как будто он знает, что мгновение или два нежного давления — это все, что ему нужно, чтобы взорваться.

— Я знал, что ты это сделаешь. И хочу снова попробовать тебя на вкус. — Она стонет.

— Не сейчас, сейчас мне нужно почувствовать тебя. — Она смотрит на меня взглядом, который, кажется, заглядывает глубоко в мою душу.

Ее слова едва не обрывают хрупкую нить моего самоконтроля.

Но я держусь, продолжая водить кончиком пальца вверх и вниз по ее влажному центру, желая войти поглубже, но убедиться, что она полностью намокла и готова для меня. Я плохой человек, раз взял ее вот так, стал ее первым таким образом; без любви, обещаний, и будущего.

Потому что, как бы сильно ни хотел ее, я знаю, что она заслуживает лучшего. Она заслуживает того, кто будет беречь ее всю жизнь, а это не я. Неважно, как сильно пытаюсь убедить себя в том, что могу быть таким. Я попытаюсь построить с ней что-то настоящее. Но знаю, что даже если что-то начнем, обречено на провал. Но сейчас я буду лгать себе. Я буду говорить, что могу построить с ней жизнь. Что я могу позволить ей иметь надо мной власть и контроль, даже если это что-то невероятное. Мечта, которая никогда не сбудется.

Но сейчас, в данный момент, когда я трусь членом о ее киску и проникая внутрь по сантиметру за сантиметром, могу притвориться, что между нами что-то настоящее.

Помогает и то, что она полностью готова ко мне. Она тяжело стонет, и звук ее вожделения возбуждает меня до безумия. Я проталкиваюсь внутрь еще немного, чувствуя, как стенки ее киски прижимаются ко мне, когда она привыкает к моим размерам. Она чертовски совершенна. Я погружаюсь еще на несколько дюймов, но не до конца, а затем вытаскиваю и продолжаю тереться об нее, дразня ее клитор, натирая его всей длиной своего члена.

С каждым моим движением ее стоны становятся все громче, все настойчивее. Ощущение того, как ее руки двигаются вверх-вниз по моей спине и плечам, почти доводит меня до предела. Если бы я не пытался затянуть это и сделать так, чтобы это длилось долго, я бы поставил ее на колени и впился бы в нее, как животное, прямо сейчас.

Я хочу поговорить с ней и убедиться, что все в порядке, но знаю, что все, что скажу, будет бессмысленно, потому что мы оба так далеко зашли, так далеко от точки невозврата.

Я собираюсь притвориться, что она моя, что я трахаю свою женщину, что у меня могут быть с ней недели, месяцы, может быть, даже годы, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы она не пожалела ни об одной секунде из этих месяцев, недель или лет.

Я отстраняюсь в последний раз, кончик моего члена скользит вниз к ее входу, и мои глаза закрываются, когда я борюсь с необходимостью погрузиться глубоко и сильно. Я борюсь с желанием наполнить ее всем, что у меня есть, и кончить от ее тесноты, пульсирующей вокруг меня, борюсь с необходимостью заставить ее произнести мое имя на одном дыхании.

— Будет больно. — Без понятия, почему я это говорю. Я не пытаюсь быть намеренно жестоким. Я просто не знаю, как еще описать то, что сейчас произойдет.

Потому что будет больно. Не только сейчас, но и каждый раз, когда я буду входить в нее с этого момента. И я хочу, чтобы было больно. Я хочу, чтобы она чувствовала это беспрерывно. Потому что она моя, черт возьми. Единственная боль, которую она когда-либо почувствует, — это боль от меня.

Потому что теперь, когда она со мной, я ее не отпущу.

— Я хочу, чтобы было больно. — Мои глаза распахиваются от ее неожиданных слов.

— Пожалуйста, Рико… Я хочу тебя. — Ее голубые глаза встречаются с моими, и у меня вырывается рык.

Я на мгновение задерживаю на ней взгляд, словно убеждаясь, что она говорит правду, затем прижимаю свой член к ее входу и тянусь вниз одной рукой, чтобы направить себя в ее тугое тело. Я чувствую, как она дрожит от предвкушения, когда я слегка надавливаю на нее, достаточно, чтобы почувствовать ее влажное тепло вокруг головки моего члена.

Я надавливаю чуть сильнее, чувствуя, как мой член растягивает ее, как тело Сандры поддается моему размеру, когда я заполняю ее. Она реагирует еще одним стоном, прижимаясь ко мне, ее ногти впиваются в мои плечи, когда она закрывает глаза.

— Нет, посмотри на меня. — Она открывает глаза, изучая меня, когда я подношу руку к ее горлу. С хныканьем она сдается, любая притворная борьба покидает ее тело, когда я пальцами впиваюсь в ее шею.

— Скажи мне остановиться, если я сделаю что-то, что тебе не понравится. — Мне следовало заставить ее установить основные правила, но все произошло так чертовски быстро.

Она кивает, ее губы шевелятся.

— Не останавливайся. — Ее глаза закатываются, и она упирается в меня бедрами, принимая в себя каждый сантиметр, пока я с трудом протискиваюсь в ее невероятно тугие глубины. Она стонет, когда я вхожу в нее до упора, ее тело расслаблено, видимо, она все еще чувствует последствия своего оргазма. Я даже не начал удовлетворять свой голод. Я начинаю двигаться, то выходя из нее, то снова погружаясь. Ее напряженность ошеломляет, и я стону, снова входя в нее.

— Ты в порядке? — Я произношу слова с трудом. Они кажутся тяжелыми, словно мой рот работает против веса моего тела, чтобы издать звук. Моя цель — заставить ее привыкнуть ко мне, почувствовать, как она растягивается вместе со мной.

— Да. — Это единственное слово звучит как шепот, когда она открывает глаза, чтобы снова сосредоточиться на мне.

Я выхожу из нее, чувствуя, как она напрягается с каждым дюймом. Она не только тугая, она очень мокрая. Я беспокоился, что сначала нам понадобится смазка, но ее соки облегчают задачу, когда вхожу в нее.

Я снова чувствую это мягкое место, то место, которое я нашел пальцами раньше, и