Шрифт:
Закладка:
— Кто еще в сговоре из придворных? Другие советники? Начальник стражи?
— Нет, повелитель. Лишь я и Наут. Ему обещаны Олтонские рудники во владение и сохранение поста первого советника.
— А тебе?
— Ничего особенного, ваше величество. Я согласился на это из идейных соображений, видя, как великая Империя катится в тартарары. Рециний показался мне более деятельным и… достойным, повелитель. Нет мне прощения! — взвыл Ленц, но это было несколько театрально.
— Это все? — Император поднял одну бровь.
— Еще мне было обещано трехкратное увеличение финансирования на биологические и медицинские исследования, мой повелитель. Вы же знаете, что я являюсь деканом медицинского факультета университета…
Ленц склонил голову. В тот же момент кто-то ворвался в комнату, и Лука едва успел мысленно отсечь декоративные щупы. Один отпал, но второй остался висеть на виске Ленца.
— Что это у тебя? — Повелитель невозмутимо снял с лекаря повисший щуп. — Что-то прилипло…
— Мой поросенок пришел в себя! — перебивая, прожурчал за спиной девичий смех.
Ленц не сдержал ухмылку. Обернувшись, император увидел Кейринию, свою нынешнюю фаворитку — густо накрашенную даму с огромными, не скрытыми ничем, кроме сетчатых чулок, бедрами. И, о Двурогий, там был вырез! Прямо там!
Мальчик смутился и машинально отвел взгляд, но взял себя в руки и строго посмотрел на женщину.
— Император Маджуро Четвертый и твой повелитель, женщина. А сейчас покинь помещение, иначе до конца жизни будешь жить в свинарнике! Где этот чертов Гектор?
Кейриния рассмеялась.
— Какой ты сегодня строгий, мой поросенок! Значит, все прошло успешно, и кровь бурлит в тебе? Я хочу это проверить прямо сейчас!
— Кейриния, я не шучу. Выйди и закрой дверь с той стороны.
Что-то в его тоне заставило ее поверить угрозам. Она испуганно перевела взгляд на Ленца, и тот нервно задергал плечом. Что значил этот жест, Лука не понял, но экс-фаворитка низко поклонилась, роняя груди из-под едва запахнутого короткого халата, и, не став ничего поправлять, но горделиво подняв голову, вышла.
Проследив за ней взглядом и убедившись, что дверь закрыта, Лука подошел ближе к лекарю. На лице Ленца играла широкая счастливая улыбка.
— Вы и правда изменились, мой повелитель… Похоть и низменные удовольствия всегда застили вам глаза.
— Сущность изменила меня, все еще главный имперский медик Ленц. Ничего больше я не желаю так, как процветания Империи и счастья ее граждан!
Лука произнес это искренне, но говорила в нем доставшаяся по наследству сущность Эска или собственное врожденное чувство справедливости — он и сам не знал, воспринимая все как собственное «я».
Ленц скользнул с кушетки на пол, упал на колени и, подняв голову, горячо зашептал:
— Я вам безоговорочно верю, повелитель! — Он указал пальцем на дверь. — Только что я увидел самое явственное доказательство благословенным переменам!
* * *
Рамо воспитала улица. В пятнадцать, не выдержав тупой и изнурительной крестьянской работы на полях барона, он сбежал в город.
Сколько себя помнил, зарабатывал на жизнь воровством, специализируясь на особенно ненавидимой понаехавшей деревенщине, чьи повозки обкрадывал. В мешках могло попасться что угодно: картофель, маниока, сено, а как-то ему не повезло вляпаться в навоз, но парень не жаловался.
За счет этого нехитрого, но стабильного заработка Рамо более-менее поднялся, а когда подвернулась пара дел посерьезнее, смог даже накопить на собственный угол. В те времена он чувствовал себя чуть ли не бароном. Ежедневные гулянки и бесконечная вереница глупых и не очень симпатичных, но зато доступных женщин.
Но воровская жизнь хоть и красивая, да недолгая, и однажды их братию схватила стража. Звезды в тот день благоволили Рамо, и ему единственному удалось уйти. Всех остальных отправили отрабатывать ущерб: кого-то в рабство, а большинство в каменоломни. С каторжных работ на рудниках, подхватив проклятие Двурогого, не возвращался никто, и мысленно Рамо похоронил подельников.
Практически месяц он скитался и прятался по окраинам, боясь совать нос в людную часть города. Ему все казалось, что бывшие «друзья» всенепременно донесут, и дома его будет ждать стража. Шло время, пару раз он даже натыкался на патрули, но те интереса к его жалкой персоне не проявляли.
С тех пор прошел почти год. Жить в постоянном страхе, оглядываясь и перебиваясь сворованными крестьянскими торбами, ему осточертело. Рамо знал, что его предназначение в этой жизни куда выше, чем быть «торбовщиком». Провожая богатеев завистливым взглядом, он каждый раз представлял на их месте себя.
А с месяц назад он появился на пороге Бахрома, подручного одного из воровских капитанов Отолика. Попасть в ряды «элиты» с улицы, а Отолик считался правой рукой главы преступного мира Игната Свирепого, было невозможно. Требовалось проявить себя, привлечь внимание того же Бахрома, иначе так и проходишь всю жизнь в торбовщиках. Но за прошедший месяц Рамо так и не удалось этого сделать.
Его барак находился в районе пристани, и соседями были в основном портовые грузчики да моряки. Всем в бараке было друг на друга глубоко наплевать, счастливые обладатели жилья появлялись на пороге своего дома с завидным непостоянством и в различной степени нетрезвости. Случались и совместные попойки, на которых соседи, бывало, впервые видели друг друга в лицо. Но всенепременно каждая пьянка заканчивалась мордобоем, а после всеобщим братанием.
Вчерашнее дело, на подготовку которого он убил целую неделю, с треском провалилось. Рамо, как и полагается, залил накануне горе огненной водой. С утра же, проснувшись с квадратной головой и вкусом кошачьего дерьма во рту, был не в лучшем расположении духа.
Денег в кармане на поправку здоровья не было ни гроша, что настроения, естественно, не улучшало.
Когда же на пороге его каморки нарисовалась эта неуемная сиськастая Ирма, мужчина даже зло сплюнул от отчаяния. Еще с лучших времен он был завсегдатаем в трактире Неманьи. Там он и познакомился с безотказной подавальщицей. Однажды та хотела его вышвырнуть на улицу за пьяный галдеж, да пожалела и пригрела несчастного, а заодно и обобрала как липку.
И вот сейчас явилась к нему сама. Видимо, у бабы совсем дела туги, если не придумала, куда еще можно сплавить эту явно недешевую вещицу. Чувствуя его настроение, Ирма занервничала и, закусив губу, спросила:
— Ну и? Берешь?
Он проигнорировал ее вопрос, лихорадочно перебирая варианты. Куда слить подсвечник, было понятно, но от того, у кого девчонка его украла, зависело, как Рамо будет действовать. Он научился использовать любые шансы, и сейчас чутье ему подсказывало — его шанс не в продаже краденого.
— Где ты это взяла? — обратился Рамо напрямую к Коре.
— Где взяла, там больше нет! — начала дерзить девочка, повторив