— Она его чуть не проглотила от тех чудесных шоколадных пирожных, которые ты заставила ее съесть за чаем.

Госпожа Сквош лукаво улыбнулась:

— Ну, Ами! Не хлебать же девочке пустую воду. Пирожные — это дополнение, кто мешал тебе придумать что-то подобное? На этот счет у нас договора не было.

Я тоже невольно заулыбалась. В общении этих двух женщин было столько теплоты. Причем, было видно, что госпожа Рэм вовсе не обижена, а эти их пикировки — скорее желание привнести в жизнь что-то интересное. Госпожа Рэм в их дуэте явно была на правах старшей, более мудрой и прощающей.

— Я с таким интересом наблюдала за твоей игрой, Селена, — сказала мне госпожа Сквош. — Ловко ты поставила нашего красавчика на место! Но я уверена, он не обиделся. Наш Финк любит сложности. В сущности, он неплохой человек — щедрый, понимающий, неспесивый.

— Неплохой, то неплохой, только к женщинам глухой, — со смешком сказала Аманда.

Они обе заразительно рассмеялись. Беллин принесла резной стул и присела к нашему столику.

— Надеюсь, ты не пала жертвой его волшебных чар? Наш герой больше одного-двух раз с женщинами не спит.

Я подавилась чаем и натужно закашлялась. Женщины переглянулись.

— Это ты зря, — протянула Беллин. — Аманда, почему ты не предупредила девочку? Ты же сказала, что поговорила с ней.

Госпожа Рэм виновато посмотрела на меня:

— Селена, я же предупреждала вас перед премьерой. Говорила, чтобы вы ему не доверяли.

— Я думала вы это о роли.

Аманда всплеснула руками.

— О, Господи, мне казалась, что ты поняла меня!

— Это наш давешний разговор, Ами: каждый человек слышит то, что хочет услышать. О чем думает, то и слышится. — Она лукаво посмотрела на меня и прыснула. — Видно, девочка о театре думает больше, чем о красоте Родстера.

— И ничего я не думала о нем. Все вышло случайно, я даже не знаю как. На следующий день я извинилась и тогда уже сказала ему все, что думаю.

Беллин с интересом уставилась на меня:

— И о чем же ты думаешь, Селена? Что ты сказала Финку?

— Что это ошибка, что это больше не повторится, что буду ему надежным партнером и хорошим другом.

— А он?

— Он, вроде, обиделся. Откланялся и ушел. А потом такая чехарда на сцене. Нет, точно обиделся!

— Ничего, — улыбнулась Аманда, — ему полезно. Белл, ты помнишь, как девчонка Катрин увивалась за ним? А Джин? А Рона? Всех и не упомнишь. Катрин— то буквально бегала тогда за ним по пятам, прохода не давала, стихи ему писала. Талантливая была девочка.

— Да, Ами, стихи хорошие. Я плакала даже. А вот актриса она, и вправду, была так себе.

— Не понимаете вы девчонки молодые, что мужчины — это другие существа. Они думают не так, чувствуют не так. И поэтому многие их поступки кажутся нам странными. И повезет еще, если отделаетесь малой кровью. Я не осуждаю мужчин, это мы женщины — дуры.

— Да-а-а-а-а, — Беллин провела рукой по волосам и спросила у Аманды, — она знает?

— Нет.

— Что Дюваль еще не просветил?

— Самой странно. Какие такие важные дела были у нашего сплетника, раз не успел расписать все в красках?

— Ну тогда я лучше сама. (Увольте от его сентиментальных подробностей!) Хотя не очень-то приятно вспоминать такое, но рассусоливать я точно не буду. Я работала в борделе, Селена. Если, ты брезгуешь таким знакомством, то я не навязываюсь.

— Нет, что вы, госпожа Сквош!

— Беллин, или Белл. У нас тут все по-простому. И на «ты».

— Я не могу. У меня язык не поворачивается на «ты». Простите.

Женщины рассмеялись.

— Я говорила тебе, Ами, что она какая-то особенная. Ты не герцогиня, случайно, девочка? — обратилась Беллин ко мне.

— Нет, нет, что вы.

Я говорила чистую правду. Я всего лишь графиня.

— Ну не можешь, так не можешь. А на меня не обижайся, я со всеми тут на «ты». А ты мне можешь «выкать», мы люди не гордые, на «вы» — даже приятно. Я не геройствую, не горжусь своим прошлым, но и не особо стыжусь его. Я не просто работала в борделе, я делала это во имя любви.

Она задумалась.

— Во имя любви к борделю? — неверяще спросила я.

— Что? Конечно, нет, — она горько улыбнулась. — Во имя любви к мужчине. Я любила его безмерно, мы должны были пожениться. Но…. Меня банально проиграли в карты, правда, тогда я этого не знала. Подробно мне не хочется вспоминать все те ужасы, что пришлось пережить скромной наивной девушке. Скажу только, что все мои чувства были выжжены дотла.

Меня похитили, когда я пришла к любимому на свидание, и три месяца я жила как во сне. Не помню, что пила и ела, не помню ни одного лица, приходящих ко мне мужчин. Я практически сразу сорвала голос от насилия и побоев, и их голосов я тоже не слышала — наверное, наступила временная глухота из-за нервического состояния. Наверное, кто-то тогда за мной ухаживал — кормил, поил, одевал и мыл. Я ничего не помню. И счет времени я тоже потеряла. Это потом, когда все закончилось, Эмили мне все рассказала.

Эмили — это хозяйка борделя, где меня держали. Она тоже задолжала этим бандитом, вот они и сняли у нее один из номеров. После трех месяцев «моей отработки», когда я буквально превратилась в кусок мяса, они бросили меня, и тогда она забрала меня к себе. Столько же времени я приходила в себя. Жить мне тогда не хотелось, но я воспитывалась в религиозной семье, и сводить счеты с жизнью считала величайшим грехом. Эмили стала мне второй матерью. Она никого не пускала больше ко мне, отвлекала меня, как могла. И ее усилия увенчались успехом. Я заговорила, стала слышать, даже смогла снова улыбаться.

Я рвалась найти Алекса, все ему рассказать, найти утешения и возмездия за то, что со мной сделали, но тут меня ждал второй удар. Эмили мне рассказала, отчего я оказалась здесь, и кто проиграл меня в карты.

Есть люди, которым везет. Им просто везет и все. Да, они могут попасть в трудные обстоятельства. Могут. Но к ним всегда кто-то приходит на помощь, или подворачивается удобный случай, и они избегают опасности. Я — обычная, мне никто не помог, и никто меня не спас. Я получила сполна.

— Боже, Беллин, это так ужасно, мне очень жаль, — я вымученно улыбнулась. Было безумно интересно слышать эту историю, но отчего-то очень-очень