касанием руки задавая направление своей спутнице. По-хорошему, мне бы ответить, но я не могу. Меня просто какой-то ступор охватывает. Смешно… Впасть на сцене в ступор – мой самый большой страх, связанный с профессией. Если учесть, что сейчас мне как никогда важно отыграть свою роль до конца, а я не могу, выходит, этот страх имел под собой все основания.

Они приближаются. Я стою немая, не в силах отвести глаз от наступающей парочки. Зажмуриваюсь, лишь когда они с нами равняются. Обдает смешением их парфюма. Меня передергивает, я шумно вздыхаю и, наконец, прихожу в себя. Ч-черт. Даже нашатырь бы не справился лучше.

– Телка его, что ли? – шепчет мне на ухо Васька.

– Аха. Похоже на то. Я пойду.

Невыносимо хочется уединиться. Моя аудюшечка отлично для этого подойдет. Педаль в пол, и-и-и-и… все проблемы отступят. Совсем чуть-чуть не хватает сил. Опускаюсь на корточки рядом с водительской дверью, когда меня окончательно накрывает. Рвано дышу. Кортизол фигачит, сотрясая крупной дрожью тело. Ревность душит, выкручивает суставы. Такое ненормальное состояние – определенно какая-то патология. Что-то генетическое, вызванное моей национальной принадлежностью.

– А-а-а, – кричу беззвучно. – А-а-а-а-а!

Как-то сразу все наваливается. Смерть отца, предательство близких, осознание собственной дурости… И почему-то только теперь приходит окончательное понимание, что ничего не вернуть, как бы мы ни старались. Судя по всему, Худяков это понял гораздо раньше. Отсюда и его отношение.

Достаю из упавшего на пыльный асфальт рюкзака бутылку воды. Наливаю в согнутую лодочкой ладонь, плещу в лицо в надежде, что это поможет прийти в себя. И тут слышу шаги… Уверенные, размашистые. Не хочу-у-у-у! Не хочу его видеть. Ничего хорошего он мне не скажет, ни-че-го. Ломая ногти, дергаю ручку.

– Асия, постой, пожалуйста. На два слова.

– Уверен, что нам есть о чем говорить? – сиплю, так и не обернувшись.

– Пожалуй.

– Тогда я тебя слушаю.

– Давай сядем в машину.

В мою. Потому что в его наверняка сидит эта… Жанна. Как ей, интересно? Ничего, что Влад со мной? Так в себе уверена, что не ревнует? Мне бы ее самодостаточность.

Забираюсь в машину. Вцепляюсь в руль. Так хоть не видно, как же сильно у меня дрожат руки.

– Слушай, я, наверное, должен извиниться.

– М-м-м. За что? Ты дал столько поводов, что так сходу и не сориентируешься.

Небо, вот зачем я язвлю? Не лучше ли, пользуясь случаем, попытаться наладить контакт? Может, еще можно… я не знаю… помириться?

– Да за все, Асия. Ты, конечно, тоже молодец, но это никак меня не оправдывает.

В носу щекочут подступающие слезы. Я не ожидала такого. Вообще… Откашливаюсь, косясь на Худякова. Всевышний… Вот почему я решила, что он некрасив? Все при нем ведь. Лицо… Да, нестандартное, но притягательное. Фигура… Если честно, отпад. Он жилистый и сухой, отчего на теле отчетливо прорисовывается каждая мышца, и по-звериному сильный. С таким мужчиной ничего не страшно. Если не бояться его самого. Но я и не боюсь. Если он до сих пор не сделал ничего, с чем я не смогла бы смириться, то вряд ли это случится в будущем.

– Ты тоже меня прости, – шепчу. – Я своей вины не отрицаю.

– Ну, вот и славно. Значит, мир?

Часто-часто киваю. Улыбаюсь широко, протягивая мизинчик. Влад растерянно на него смотрит. Черт. Я балда… Но потом с коротким смешком протягивает свой. Мы сцепляемся и встряхиваем руками несколько раз, скрепляя заключение мира. И все бы ничего, да только оказывается, мы видим его по-разному. Расцепив пальцы, я хочу было пересесть к Владу на колени, но он блокирует мой порыв, растерянно впиваясь в мое лицо глазами.

– Что?

– Я думал, ты поняла, что в этом смысле наши отношения закончены.

К чести Худякова стоит отметить, что он замечает это почти с теплотой. А ведь мог же, мог позлорадствовать. Своим дурацким порывом я дала для этого некислый повод. Мамочки! Закончены? Закончены.

Кровь отливает от головы и конечностей, устремляясь в сердце. В груди становится тесно и горячо. Какое-то время я могу думать лишь о том, что этого можно и не выдержать. Заторможенно моргаю:

– Д-да-а. Конечно. Я просто… Ну, знаешь… Типа, на прощание.

– А, ну… Окей. Может, у тебя остались ко мне вопросы?

«Какие? Какого черта он меня бросает?» – мелькает злая истеричная мысль, которую я ни за что не стану озвучивать.

– Например?

– Например, касательно твоей работы. Если тебя беспокоит, что я стану как-то мешать развитию твоей карьеры – не бойся.

– А-а-а. Ну, спасибо.

Спасибо. Спасибо, блин! За то, что в нормальном мире само собой и так разумеется. Но мы ненормальные. Я – так точно. Надо радоваться, что все само собой разрешилось! А я едва держусь, чтобы не завыть с тоски.

Видимо, в ответ на мое нелепое замечание губы Влада презрительно дергаются.

– Ну и по твоему участию в отцовском проекте все договоренности, конечно же, в силе.

Тут я ограничиваюсь кивком и коротким:

– Тогда пока?

На этой фразе мой голос позорно ломается. Худяков чертыхается, нервно зарывается пятерней в волосы.

– Слушай, Асия… Сейчас тебе это может показаться не самой хорошей идеей…

– Почему же? – перебиваю. – Это лучшее, что ты мне мог предложить. Кстати, интересно, что заставило тебя так быстро переобуться?

Мне хочется уточнить – уж не твоя ли спутница, но я боюсь. Просто боюсь услышать правду.

– Почему сразу переобулся? Просто отпустил. Ну, я пойду. Ты как, сама доедешь?

– Пф-ф-ф, конечно. Или ты решил, что разбил мне сердце? Нет, что, серьезно? А-хах.

Все-таки не зря я с первой попытки поступила в театральный. Влад если и раскусил мою игру, никак того не показывает. Он уходит, криво улыбнувшись напоследок. Оставляя меня… нас с ним в прошлом. Вот так просто.

Истерично