внешние обстоятельства —люди рождались, люди умирали. Умирали мучительно от долгих болезней, умирали неожиданно, спокойно, во сне. Каждый такой счастливый уход вызывал неконтролируемую панику у домочадцев. А может, это всё же вирусная кома?! Запирали комнату с телом, перекрывали щель у пола тряпками и переставали дышать. Самые отчаянные выдергивали из зимнего, еще не убранного на антресоли пуховика перышко и подносили его к лицу не проявляющего признаков жизни человека. Перышку передавалось волнение удерживающей его руки, до него долетали нервное дыхание близких и квартирные сквозняки. Оно шевелилось. Подносимые к носу зеркала покрывались мутью жарких испарений кожи исследователя. Ни в чем нельзя было быть уверенным. Тогда приезжал Слава и принимал решение о том, какую бригаду надлежит вызывать по адресу.

– Сынок, ты же технический специалист. Почему ты делаешь это? – спрашивал Макар в отчаянном непонимании.

– Кто-то же должен это делать, пап. – Слава пожимал плечами и смотрел на отца мягко, отрешенно.

– С чего это ты вдруг заделался таким специалистом? Откуда ты научился разбираться во всем этом, если работал водителем грузовика? Ты что, говорил нам неправду? И сестра моя заодно с тобой? – У Ларисы иссякли все внутренние ресурсы по сдерживанию лавины материнской тревоги. – Не рассказываешь ничего родным! – Она вышагивала по садовым дорожкам двора дома Прокопия, порывистыми движениями выражая свое негодование; мимика была скрыта маской. – И она на мои звонки уже два месяца не отвечает, сбрасывает!

– Мам, у меня был тяжелый день…

– И Машки целыми днями дома нет! Вот где она пропадает? – Лариса уверенно шла по всем пунктам своих претензий.

– Я работаю, – пискнула Машка. На этих семейных встречах она старалась держаться незаметно и слушать внимательно – с ней Слава тоже не был особенно разговорчив.

– Кем это?

Интонация Ларисы показалась Маше обесценивающей, и она вышла из тени мужа.

– Согласно требованиям времени я работаю дневной няней в группе детей, оставшихся без родителей. Мы со Стефанией вместе.

– Маша, но это же такой риск! Зачем?! – Лариса прекратила бегать и плотнее прижала к лицу респиратор.

– Успокойся, мама. Это хорошее место. Скоро всех призовут к выполнению подобных работ. Рук не хватает. Для Маши нельзя было придумать ничего лучше.

Слава впервые после возвращения при родителях обнял жену. Это не было жестом нежности или единения – он ее защищал. От них и от того, чего они не знали.

– И отца отправят работать? – Лариса оглянулась на Макара, который с напряжением ждал ответа сына.

– Пока ты не привита – нет. Да и по возрасту, скорее всего, не призовут.

– Если я смогу быть чем-то полезен…

Макар не успел договорить – Лариса уже стучала кулачком в его плечо:

– Нет! Нет! Нет!

– Пап, поговорим об этом, когда возникнет необходимость. Не драконь маму.

– Расскажите про Яна, пожалуйста. Может, вы будете брать его к нам с собой? – Маша сложила ладони в умоляющем жесте.

– Мы посмотрели, Маш, на его мелкую мордочку респиратор не садится как надо. И как удержать Яна на дистанции? Давай не будем рисковать. – Макар сильно сжимал руку жены, предостерегая ее от эмоциональных высказываний. – Он очень скучает по вам, спрашивает, когда вы вернетесь. Всё как обычно. В остальном весел, бодр и здоров.

– Ну и отлично, – в один голос ответили молодые и отправились есть мамины разносолы, «пока не остыло», а на самом деле сбегая от этих вопрошающих, полных бессилия взглядов.

Им было неплохо вдвоем в старом доме Прокопия. Не сказать чтоб весело, но вполне уютно и спокойно. Жили они как супруги с тридцатилетним стажем – перебрасывались фразами строго по делу, занимались каждый своим, ложились удобно, встречаясь под одеялом. Вначале Маша пыталась тормошить, вызывать эмоции, страсть, интерес: маячила, приставала, забрасывала вопросами, загружала бесчисленными историями. Ей казалось, она общается со стеной, покрытой мягкими матрасами. Слова долетают до нее, ударяются, оставляя едва заметную вмятину, и медленно скатываются вниз, образуя плотный вал непонимания.

Какое счастье, что росту этой второй стены помешала Стефания. Она позвонила утром, когда Слава уже уехал на первый вызов, а Маша сидела перед зеркалом и гадала: пора ей уже призывать на помощь родителей мужа или еще можно потерпеть?

– Привет. Я могу к тебе приехать?

– Здравствуй… Ну-у-у, я немного занята…

– Я ненадолго. Деловой разговор. Буду минут через сорок.

Маша стала краситься, но тональный крем расслоился от старости – результат получился сомнительным. Она сделала долгий вдох, долгий выдох, приняла предстоящую встречу как неизбежность, распустила волосы.

– Эгей, подруга! Да вы тут неплохо устроились! Кофе угостишь? Я пирожных привезла, у нас повар – отвал башки просто. Что, мне одной бока наедать?

Стефания по-хозяйски зашла в дом, поставила на стол коробку с гостинцем и заняла самое удобное место за столом.

– Спасибо. Тебе сварить или заварить? – Маша разговаривала, не поворачивая головы.

Включила чайник, вынула чашечки из шкафчика.

– А как сама будешь, так и мне.

Маша вернула обратно маленькие чашечки, вынула те, что побольше. Засыпала в них молотый кофе, залила кипятком, открыла ящичек, взяла ложечку, перемешала. Двигаясь неловко, испытывая явное стеснение, избегая взглядов Стефании, подошла к столу, поставила чашки. Села не напротив гостьи – чуть сбоку. Тряхнула волосами, огораживаясь ими, как ширмой.

– Надо немного подождать. Что случилось? Зачем ты приехала?

– Я вроде не особенно спешу. Всё расскажу. Пробуй пирожное. Как вы тут поживаете? – Стефания открыла коробку, выложила шоколадный эклер на свое блюдце и пододвинула его Маше – вставать за тарелкой не хотелось, а хозяйка не позаботилась о надлежащей сервировке стола.

Маша послушно взяла угощение, поднесла ко рту, укусила. Прядь волос коснулась глазури и прилипла.

– Ну, Маша-а! – Стефания протянула руку и отвела волосы подруги от лица. – Ой. Извини.

Машка отпрянула, тряхнула волосами, бросила несчастный эклер, встала, отошла к стене, облокотилась, посмотрела с вызовом, выпятив подбородок:

– Я тебя не звала.

– Так получилось, извини. Но тебе придется рассказать свою версию, иначе я вынуждена думать, что Слава тебя бьет, что он неадекватен или даже психически нездоров. И я обещаю тебе, что обязательно позвоню Ларисе.

– Ты не можешь вмешиваться! Ты! Ты не член семьи!

– Это правда, но всё равно мне не всё равно.

Стефания подошла к Маше и, преодолевая сопротивление, обняла обладательницу шикарного, фиолетового с салатовыми краешками фингала на скуле. Стефания была выше, сильнее, увереннее в себе. Маша еще немного потрепыхалась и заплакала. Стефания покачивала подругу в кольце своих рук и рассматривала трещины на стене. Какие бы разногласия между ними ни возникали, это не мешало им оставаться подругами.

– Пойдем покурим, Маш.

– Ты куришь?! – не переставая плакать, удивилась Маша.

– Сегодня курю. Завтра не курю. По-разному. Не вывожу я всё это уже. Идем.

– Но я-то не курю!

– Так посиди со мной!

Стефания оттолкнулась от стены и, не оборачиваясь, вышла на террасу. Со знанием деда и его привычек вынула из-под лавки пепельницу, прикурила. Маша вышла следом, села рядом, следила за столбиком пепла, отгоняла назойливые струйки дыма, изучающе смотрела на