Квартира скоро станет склепом.

–Прости меня,– говорит он, глядя Рине вглаза. Глаза он помнит. Да, сейчас они грустны, нодевушке доводилось грустить илизадумываться раньше, ион помнит, какими они становились– такимиже. Глаза неизменились. Только глаза.– Прости меня.

–Зачто?– Ринаотвечает очень тихо.

–Зато, чтонесмог помочь.

–Иза то, чтоостанешься жить?

Вопрос звучит едва слышно, нобьёт наотмашь. Бьётвсамую душу. Онвздрагивает, ненаходясь сответом, аРина продолжает:

–Вывсе будете жить. Погрустите немного, только потому что «так положено», ибудете жить. Будете радоваться каждому новому дню, бухать, трахаться… тысойдёшься сЗеброй… илиуже сошёлся испишь сней каждую ночь… апотом приходишь комне, делаешь унылую морду иговоришь «прости»? Чтомне твоё «прости»? Какой внём смысл?

Он хотел сказать, чтоРина пожалеет освоих словах, ноне мог. Потому что нежелал превращать прощание вскандал. Изнал, чтонепожалеет. Непотому, чтоплохая, апотому что времени унеё нет. Хотя, может, ипожалеет, перед самым концом, когда всё, чтобыло, становится ярким, апридуманное исчезает. Когда моменты прошлого наплывают друг надруга, тывидишь себя состороны ииногда– стыдишься.

Он молчит. Аей нетребуются ответы. Онахочет говорить сама.

–Янехотела, чтобы так вышло, номеня неспрашивали. Яполучила столько, сколько мне было отведено, нисекундой больше, нодо сих пор непонимаю, почему получила так мало. Яделала всё, какты говорил: надеялась иборолась досамого конца. Яделала всё, чтоимело смысл, ивсёравно проиграла. Получается, смысла нет? Инадеяться было нена что? Ничего нет, кроме решения, которое принимает кто-то занас? Всёпредопределено, ия немогла ничего изменить? Получается, так? Иты мне лгал. Вралвлицо, когда говорил онадежде! Тымне врал!

Он мог сказать, чтонадежда– этонегарантия, авера, ноне мог этого сказать. Несейчас. Неглядя вто настоящее, чтоосталось отРины– веё глаза. Несейчас. Несобирался рассказывать, какбыло тяжело ему икак безумно тяжело– сейчас. Слышать всё это. Видеть всёэто.

Невыносимо.

Ноон слушает исмотрит. Ине превращает прощание вскандал. Онвыдержит.

Он любит.

–Азнаешь, яни очём нежалею! Ядо конца верила, доконца боролась, ячувствовала себя живой идаже сейчас…– Ринасудорожно выдыхает, кажется, вот-вот зайдётся вкашле, носправилась ипродолжила:– Даже сейчас яжива. Ещёжива. Иябы сделала всё точно также. Аможет, сделалабы ещё больше. Потому что мне кажется, чтоеслибы ясделала ещё больше– уменябы получилось. Обязательно получилось. Ия жалею только отом, чтонесделала больше.

Она понимает, чтоговорит? Понимает. Просто сейчас она говорит болью истрахом. Игорем. Ижуткой завистью. Аон– молчит, потому что знает, чемРина закончит свою речь, очень тихую, ноочень яростную. Недогадывался– знал. Ждалибыл готов услышать:

–Ятебя ненавижу.

Ответ он непридумывал заранее, слова пришли сами собой. Очень тихие. Очень честные. Теслова, которыми была пропитана его тоскующая душа:

–Ятебя люблю,– говорит он, глядя вто единственное, чтоосталось отего Рины.– Ибуду любить всегда.

///

Апотом был конец декабря…

Итой ночью город укутал снег.

Именно укутал: метели неслучилось, потому что ветер загулял встепи, иснег мягким, сказочным одеялом лёг поверх прежней зимней одежды старого Иркутска. Коммунальные службы постарались счистить его сдорог итротуаров, нодома идеревья нетронули, ненарушили изысканное снежное обрамление. Ана Радищевском кладбище даже дорожки толком неуспели почистить, ионо встретило процессию облачённым вбелый, очень холодный саван, изкоторого тянулись кнебу чёрные стволы деревьев. Атолько что выкопанная могила тянулась вниз, подсаван, ненадолго прохудившийся вэтом месте.

Носкоро город вновь укутает снег ивосстановит порванное полотно.

Скоро…

Людей пришло меньше, чемон ожидал. Толи день такой выдался, чтопрочие заботы затмили скорбное приглашение, толи устали ждать ипостарались выбросить изголовы умирающую девушку. Изголовы ииз памяти. Изжизни. Апришедшие были мрачны, номолчаливы, скупы наэмоции. Рыдали двое: мать Рины иЗебра. Норыдали завсех. Вголос. Иих плач далеко разлетался постарому кладбищу. Акогда рыдания стихали, можно было различить шелестящий шёпот: «Совсем молодая…» Так говорили итак думали. Ведьочём ещё думать напохоронах двадцатилетней девчонки? Которой житьбы да жить, идти вперёд отпобеды кпобеде, отдостижения кдостижению, нарадость старикам родителям. Смерть молодых противоестественна. Любая смерть: отболезни, несчастного случая, позлому умыслу– неважно. Важно то, чтомолодые должны жить. Ипотому эта фраза: «Совсем молодая…» стала главной вовремя прощания.

Немогла нестать.

–Рина институт успела окончить?

–Академический взяла напоследнем курсе.

–Из-за этого?

–Из-за этого.

–Неуспела, значит.

–Да.

–Молодая совсем.

–Ине говори…

–Ине спасёшься отнего.

–Говорят, жених уРины был, такон большие деньги налечение давал. ДажевМоскву сней летал.

–Жених богатый?

–Какая теперь разница?

–Ито верно. Непомогли деньги.

–Молодая совсем…

Нотак говорили «взрослые»– родственники идрузья родителей, знавшие девушку сдетства. Астоявшая рядом молодёжь предпочитала помалкивать. Молодые плохо принимают смерть сверстников. Непотому, чтобоятся, апотому что она противоестественна. Молодые несчитают время, думают, чтоего много ибудет много всегда, итеряются, вдруг понимая, чтоневообразимо большое будущее способно съёжиться доразмеров клочка бумаги сострашным диагнозом. Который тяжёлой надгробной плитой придавит все мечты инадежды.

Молодые молчали.

Их пришло человек пятнадцать– школьные друзья, сокурсники, просто знакомые, иони, несмотря нато, чтоневсе знали друг друга, старались держаться рядом, словно близость сверстников поддерживала вних веру вбудущее. Вто, чтовремени много. Вто, чтосмерть совсем молодой Рины– трагическая случайность, которая им негрозит. Ониказались едиными, итолько очень внимательный наблюдатель смогбы определить, чтоучастники августовской поездки держатся особняком.