Итак, я стала той самой униженной девчонкой из американских фильмов про студентов.

У меня украли одежду и сумку.

Но началось моё унижение ещё раньше. На уроке рисования. Одна девочка, якобы запнувшись, пролила на меня несколько баночек с гуашью. Краска слепила волосы на макушке и на затылке, растеклась по шее и неприятно стекла ниже: по спине и груди. Я выслушала лживые извинения, – правда тогда я ещё не знала, что они таковые, – а затем преподаватель отпустила меня с урока, чтобы я могла привести себя в порядок.

И теперь, после хорошего душа, я стою в раздевалке и сжимаю пальцами одной руки полотенце на груди, а второй – записку, и понимаю, что всё предыдущее было спланировано.

«Ищи свои шмотки в соседней раздевалке, убогая!» – написано на листке корявым почерком. Уверена, её писал Роби, а значит, здесь замешана Барб. И, похоже, девчонке не важно, что тогда на пляже Оливер совсем не проявлял ко мне интереса, уделяя внимание другим девочкам, в том числе и ей.

Что ж… Соседняя мужская раздевалка. Подозреваю, что на ней ничего не закончится.

И как мне быть?

Ни телефона, ни одной живой души поблизости.

Я сминаю записку в кулаке и запускаю её в шкафчик напротив. Бесит! Какого хрена, спрашивается? Нашли девчонку для битья? В моём лице? Думают, что смогут меня запугать? Вывести таким низким способом из игры, в которую я даже играть не хотела?

Ну уж нет!

Что-что, а испугать меня у них не выйдет!

Я потуже затягиваю полотенце на груди и твёрдо шлёпаю босыми ступнями по плитке на выход из женской раздевалки. Прямиком в мужскую! Одна дверь, другая, и я врываюсь в гул мужских голосов и смеха. Похоже, совсем недавно закончилась тренировка команды по регби.

Меня замечают не сразу, а когда видят… в одном полотенце…

Я просто отключаюсь от поднявшегося гвалта, свиста и улюлюканий, сосредоточившись на поиске своих вещей.

Если хоть один из этих баранов ко мне приблизится… Чтобы, например, сдёрнуть полотенце, если в этом заключался план Роби или Барбары. Я буду драться – слабое место этих орангутангов всем известно.

Я прохожу один ряд шкафчиков за другим, не обращая внимания на голые задницы и реплики, что вылетают из ртов их владельцев. Единственное, о чём я переживаю, это то, что мои вещи могут быть спрятаны как раз в одном из шкафчиков, а проверять по пути каждый – я просто не осилю.

Я поворачиваю за очередной ряд и лицом к лицу сталкиваюсь с Никлаусом. Чего, впрочем, и стоило ожидать – команда по регби равно капитан этой команды.

Он обхватывает мои плечи руками и рычит у моего лица:

– Какого хрена, Новенькая?

Похоже он заметил меня раньше, потому сейчас высказывает не удивление, а возмущение и злость. Хотя злиться и возмущаться можно мне, а не ему.

– Вот и я думаю, Ник, какого хрена? – цежу я в ответ. – Мало того, что я от вас-двоих лично страдаю, так ещё и в колледже нашлись идиоты, решившие, что будет хорошо меня унизить. Только вот вы все не на ту напали, ясно?

– То есть? – хмурится он, а я наконец обращаю внимание, что он в полной экипировке, в отличии от остальных. Интересно, он ждёт, когда все ребята помоются и уйдут и только потом сам идёт в душ?

– То есть я здесь ищу свои вещи, которые у меня украли, как ты, должно быть, заметил. Поэтому отпусти меня и дай пройти.

Никлаус морщится и убирает от меня руки, но с места не сдвигается:

– Кто это сделал, знаешь?

– Догадываюсь, – киваю я и начинаю его обходить. – И разберусь с этим сама.

– Вуд, – не спрашивает Никлаус. – А он на побегушках у тощей Барб.

– Толстушка Смит, – вспоминаю я его давнюю реплику, – тощая Барб – ты всем прозвища даёшь?

– Эти придумал не я.

– Не важно, – отмахиваюсь я и говорю серьёзно: – Это не твоё дело, Никлаус, ясно?

Он усмехается, поднимает руку, прикладывает к губам большой и указательный пальцы и свистит на всю раздевалку, от чего я вздрагиваю.

Гомон мгновенно смолкает, и Никлаус громко кричит указание:

– Парни, проверьте свои шкафчики на предмет лишней, женской одежды и вокруг себя осмотритесь! Девчонкам здесь не место.

Я сужаю глаза на Никлауса, а он скрещивает руки на груди и склоняет голову вбок, тоже щурясь, мол, давай, скажи, что хотела здесь побродить подольше. И он прав, такого мне говорить совершенно не хочется. Как и долго бродить среди неандертальцев.

Через пару минут я слышу возглас здоровяка Кейси:

– Нашёл, бро! Твои вещи, они у меня!

Похоже, парень тоже увидел меня заранее, раз понял о какой девчонке идёт речь. Через полминуты он тормозит в том проходе, где стоим мы с Ником, и, широко улыбаясь, спешит к нам с вытянутыми вперёд руками, в которых зажимает мою одежду и сумку.

– Капец ты смелая, бро. Зайти к мужикам… в полотенчике…

Я поджимаю губы, перехватываю свои вещи из его огромных рук и спешу на выход.

– Спасибо, мой герой Никлаус, – доносится мне в спину насмешливо от самого «героя». Я не реагирую, потому следом слышу закономерное и тихое: – Стерва.

И когда мне кажется, что унижения останутся за той дверью, за которую я сейчас выйду, в неё входит Оливер.

Блондин топорно замирает прямо в проходе и удивлённо оглядывает меня с головы до ног. Затем смотрит мне за плечо и сжимает челюсти.

– Можно я выйду, Оливер? – глухо прошу я.

Парень делает резкий шаг ко мне и хватает меня пальцами за плечо:

– Ты что, мать твою, творишь, Ани?

Снова-здорово!

Как же они меня все достали!

Я одергиваю руку и срываюсь к двери, задевая Оливера плечом.

– Ани! – орёт он, кажется, отправившись за мной.

Я собираюсь скрыться в женской раздевалке, но меня ослепляет, а потому и останавливает, вспышка фотоаппарата. Я часто моргаю в попытке избавиться от ярких мушек в глазах, и слышу топот убегающих ног, а затем меня снова хватают за плечо и разворачивают к себе лицом.

– Ты обязана объясниться! – требует Оливер.

Что я обязана, так это послать их всех куда подальше!

– И кто меня обязал? – зло щурюсь я.

Парень теряется на миг, а затем вновь сжимает челюсти и цедит:

– Мне казалось, что ты понимаешь, что представляет из себя Никлаус! Но не сказала ни слова против, когда он тебя поцеловал, а затем пообещал, что ты той же ночью придёшь к нему в спальню. На следующий день ты липнешь к нему, как пиявка! И сейчас вышла из раздевалки, где был он, с вещами в руках! Ведёшь себя, как последняя дрянь!