Получив эту информацию, профессор Шмоль полночи не мог уснуть и результатом его ночных бдений стал аналог таблицы Менделеева, который профессор с гордостью за завтраком продемонстрировал Ирэн.

И теперь, пригревшись в карете, Аристарх Викентьевич задремал, а Ирина размышляла о том, не вмешивается ли она слишком сильно в развитие этой реальности, вот уже и таблица Менделеева, скорее всего станет таблицей Шмоля. Но потом тряхнула головой и решила, в конце концов не атомную же бомбу она создаёт, а если позже и родится Менделеев, никто не мешает ему придумать ещё более интересную классификацию элементов, используя как базу таблицу Аристарха Викентьевича.

А в это самое время к воротам поместья Лопатиных подъехала карета князя Ставровского Константина Петровича. Дежуривший на воротах солдат, как и положено спросил кто и, получив ответ сразу же передал хозяину, и уже через минуту, ворота распахнулись, и карета с высоким гостем въехала в поместье.

Лопатин Леонид Александрович уже вышел из дверей дома и спешил к карете, что поприветствовать неожиданного визитёра.

Слуга распахнул дверцу и из кареты сначала выбрался высокий, подтянутый молодой человек в офицерской гвардейской форме, а уже потом тяжело вылез князь Ставровский.

Лопатин поклонился, но князь сделал шаг вперёд и крепко обнял помещика, чем вызвал искренне удивление не только у самого Лопатина, но и у Кирилла Балашова, которого представил как своего племянника.

— Леонид Александрович, рад, очень рад тебя видеть в добром здравии, — широко улыбаясь произнёс князь.

Лопатин в ответ тоже попытался пробормотать что-то подобное, но князь уже не слушал его, он широким шагом входил в дом. Хозяин поспешил за гостем. Офицер тоже, немного поколебавшись, прошёл в дом, озираясь, как будто ожидая увидеть что-то необычное.

— А где дочка? — голос князя лучился отеческим теплом.

— В город уехала по делам, — коротко ответил Лопатин, раздумывая что ждать от этого визита и надо ли послать человека, чтобы сообщить графу Забела.

С одной стороны, надо бы послать, уж слишком визит странный, но с другой стороны, князь Ставровский уважаемый аристократ, глава Государственного Совета. Если таким людям не верить, то кому тогда верить-то.

А Балашова Леонид Александрович не узнал, потому как не знал, что бывший любовник дочери является племянником Ставровскому, и потом, он никогда с ним не встречался, прессу в то время, когда вся столица «переживала» драму Виленского и его жены, Лопатин не читал, в то время он предавался скорби и тратил жизнь на пустые мечты, алкоголь и затворничество.

Вслух Лопатин сказал, что сейчас позовёт мальчишек поздороваться с князем. А пока будут знакомиться, слуги подготовят комнаты для князя и его племянника, чтобы те могла освежиться с дороги.

Мальчишкам только дай возможность пропустить занятия, прибежали и минуты не прошло. Вот у них-то Ставровский и выспросил кто ещё есть в доме, про малышку-Танечку и как надолго сестра уехала.

За обедом князь был словоохотлив, много рассказывал о столице, о том, что на мануфактурной выставке ожидаются не только отечественные товары, но и собирается приехать много иностранных гостей. Упомянул и про напряжённость с Ханиданом, и то, что Совет как раз собирается обсуждать отправку армии на границу.

Князь сразу сообщил, что не планирует задерживаться:

— Дел много, с радостью бы отдохнул здесь у вас. И дышится лучше, чем в столице. И еда отличная! Как же вкусно простые щи с потрошками, давненько не едал, у меня повар из Данцига, всё больше консоме, да фуа-гра готовит. Тьфу-ты!

Когда подали десерт, князь спросил про «белый камень» необычной формы, из которого строят храм. Лопатин не стал скрывать, рассказал, что это местный помещик Картузов делает, но он, Лопатин, и этот помещик вместе придумали как делать такие «камни».

Ставровский удивился:

— Ты хочешь сказать, что это сделанный камень? Искусственный?

Лопатин улыбнулся: — Именно, Константин Петрович, сделанный.

Племянник князя всё больше молчал, но больше не озирался, откушал с аппетитом. На вопрос Лопатина о роде занятий, с гордостью ответил, что служит при штабе флигель-адъютантом.

После обеда прошли в кабинет, было видно, что князю не терпелось приступить к разговору об основной цели своего визита, в конце концов он же не щи кушать в такую даль приехал, даже, если они и с потрошками.

В кабинете Лопатин уступил свой стол князю, но тот отказался и мужчины устроились на диванах, вокруг маленького стола.

Ставровский сразу перешёл к делу:

— Вот видишь, Леонид Александрович, как совпало, ты не смог ко мне приехать, а я к тебе приехал. Наслышан про твои новинки, да ещё и «привилегии» твои видел. Мы их даже на Совете обсуждали. Ты меня знаешь, я всегда поддерживал интересные идеи. Вот хочу предложить тебе продать мне свои «привилегии». Я хорошо заплачу.

Лопатин не ожидал такого прямого предложения и немного растерялся, он всегда терялся в общении с такими прямыми и жёсткими людьми, а князь был очень жёстким человеком. Помолчав недолго, Лопатин успокоился, что он всё равно не может без Ири ничего продать, и так и сказал:

— Прости, Константин Петрович, но без дочери я не могу такие вопросы решать.

После этой фразы, Ставровский как-то странно взглянул на своего племянника, который, налив себе в бокал коньяку сидел в кресле напротив князя.

Ставровский сказал:

— Кирилл, выйди, пожалуйста, мы с Леонидом Александровичем с глазу на глаз кое-что обсудим.

Племянник князя встал, коротко кивнул и вышел. Лопатин почувствовал себя крайне неудобно под тяжёлым взглядом Ставровского.

— Я тебе, Леонид Александрович, тогда вот что предложу. Деньги большие дам, десять тысяч золотых империалов, а ты мне описание процесса, технологии по всем новинкам. И дочь не надо ждать. Отдашь и расстанемся друзьями.

Лопатин встал и посмотрел на князя, но князь сидел, будто был уверен в том, что сейчас Леонид Александрович обрадованно «захлопает в ладоши» и побежит расписывать что и как делается.

Лопатин знал, где у Ирэн хранятся все записи, но он не собирался предавать дочь. Один раз он уже предал своих детей, уйдя в депрессию, но теперь он не такой, и он сделает всё, чтобы сберечь Ири от этого страшного человека. Какая она всё-таки предусмотрительная, как знала, написала имя отца в «привилегии», иначе страшно представить, чтобы с ней сделали бы такие вот как Ставровский.

— Нет, — всё, что услышал Ставровский от Лопатина и судя по изумлённому выражению лица, он даже не понял, что ему отказали. Причём вот так вот, без всякой аргументации.

— Нет? Вы в своём уме, Лопатин? —