Ада помчалась за ней, но, на свое удивление, не могла приблизиться к Юхе хотя бы на пару шагов, не то что догнать. Расталкивая будто никуда не торопящихся людей, Ада чуть не растянулась на очередной луже в переходе.

Старичок сидел у выхода из стеклянных дверей и играл на баяне национальную мелодию. Ада так и не поняла, что это была за песня, потому что на её глазах Юха обернулась, поманила рукой, прошла за дверь и тут же исчезла.

Ада проскочила через ту же дверь и замерла, чуть не упав на музыканта. От неожиданности он даже перестал играть и начал ругаться на неё.

А Юха как сквозь землю провалилась.

В универе царила привычная суета.

Понедельник всегда теперь начинался с французского, так что Ада, перехватив булочку из пекарни с кофе из автомата, направилась в нужный кабинет. Дверь ещё была закрыта, так что Ада достала телефон из сумки, а сама кинула её на подоконник и забралась туда почти с ногами. За окном снова начался дождь, так что волей-неволей Ада вспомнила популярных когда-то ванилек[36] с их сидением на подоконниках в пледе и хихикнула от аналогии.

— Над чем смеешься? — раздался за спиной знакомый голос, и Ада от радости чуть не слетела с подоконника.

— Ты уже выздоровел? — её хватило только на этот вопрос.

Дима стряхнул с волос капли дождя и приземлился рядом с ней на подоконник. Сегодня он оделся потеплее, так что из-под кожаной куртки торчала с виду шерстяная рубашка в клетку и темные джинсы. Он скинул куртку, и на секунду задрался рукав рубашки, обнажив татуировку.

— Анархия, серьезно? — не удержалась Ада, разобрав знакомый уже знак.

— А что не так?

— Выглядит как веяние моды.

Дима аж взвился, так что Ада пожалела, что высказалась. После его очередного отсутствия она каждый раз привыкала к его манере общения заново. Пусть это и был всего лишь второй раз, но она замечала, как в нем что-то успевает измениться.

— Анархия, панк — это философия. И выражается это в свободе мышления и отсутствии рамок, которые тебе навязывает общество.

— Значит, твоя татуировка — только символ?

— Отражение моих взглядов, — ответил Дима и даже приосанился.

— А мне кажется, что совсем не обязательно тыкать всем своими взглядами в лицо.

— Просто признай, тебе страшно самовыражаться и говорить то, что ты на самом деле думаешь, ведь ты боишься, что в таком случае окружающие просто могут перестать с тобой общаться.

— А ты этого не боишься? — поддела Ада, уязвленная в самое сердце. Дима будто читал в её мыслях и про страх, и про те желания, в которых она ещё самой себе не успела признаться.

— Мне куда страшнее перестать быть собой и изменить своим взглядам.

— Ну, твой любимый Горшок[37] не изменил им до самого конца. И что ему это дало?

Ада чувствовала, что злится на пустом месте, но ничего не могла с собой поделать.

— Ты на святое-то не покушайся! — возмутился Дима, но будто бы не сильно разозлился.

— С каких пор мертвый наркоман-анархист причислен к святым?

— С таких самых. Вот что ты слушаешь, свою любимую Земфиру?

— Не только, — ответила Ада, понимая, что разговор уходит от первоначальной темы.

— Всякие эмо-группы? И какой посыл они несут?

Ада попыталась придумать хлесткий ответ, но её, как всегда, хватило только на оправдания.

— Что не нужно бояться своих эмоций. И я не только Evanescence и MCR слушаю.

— Видимо, тебе нужно слушать кого-то другого, потому что их посыл до тебя не доходит. И слушать не только тех, кто ушёл на долгий перерыв или совсем распался[38]. Им тебя научить нечему.

— Ты чего какой злой сегодня? — не выдержала Ада и вскочила с подоконника. — Если у тебя проблемы, то зачем ты срываешься на мне?

Дима застыл, будто осознав, что безобидный спор о татуировке начал перерастать во что-то совершенно иное и пугающее.

— Прости, я устал, — сказал он и потер глаза усталым жестом.

— Ещё только утро, а мы уже чуть не поссорились.

Ада неохотно вернулась на подоконник и проследила взглядом, как начинают подходить одногруппники.

— Зато можем отметить этот день в календаре, как первую ссору.

— Что с тобой было?

— Простыл, — пожал плечами Дима, но Ада отчего-то ему не поверила.

— Надо подарить тебе зонт на день рождения.

— К тому времени уже впору дарить валенки.

— А когда он у тебя?

— Десятое декабря.

Ада только улыбнулась — они с мамой, оказывается, родились в один день. Вот так совпадение!

— А я апрельский телец.

— Адель, не пугай меня, что ты веришь в гороскопы!

Он так старательно изобразил ужас, что Ада расхохоталась, почти забыв недавний спор.

— Не верю, не переживай. Но совместимость у нас по ним нулевая.

Дима изобразил, как утирает со лба пот, и рассмеялся.

На минуту между ними повисла тишина, в которой что-то точно осталось невысказанным. А потом пришла Энже Вагизовна с ключами, и им пришлось идти за ней на пару.

— Мы сегодня с Лесей планировали посидеть в KFC после пар. Она тоже тут неподалеку учится. Пойдешь с нами? — спросил между Дима, пока они делали очередное письменное задание.

Ада на секунду застыла. С одной стороны, это время с Димой, с другой — там будет его девушка, и неизвестно, как она на неё отреагирует.

— А она в курсе?

— Да нормально всё будет, она же тебя уже знает.

Одна-единственная встреча в его понимании была хорошим знакомством, поняла Ада. Теперь она только больше убедилась в том, насколько легко он относился к тому, что происходило между ними.

— Хорошо, тогда я с вами.

Дима просиял в улыбке и достал телефон, чтобы, видимо, написать Олесе.

Баумана привычно покрылась лужами, так что пока они добрались до здания напротив часов[39], в котором и располагался ресторанчик, успели перейти не меньше пяти гигантских луж. Ада почувствовала, как промок один из носков, так что только порадовалась, когда они наконец зашли в тепло. Привычно пахло пережженным маслом и слегка канализацией, как и во всех зданиях по этой линии улицы.

— Что ты будешь? — спросил Дима, когда до них дошла очередь.

Ада заказала еду и сама расплатилась, чем вызвала возмущение Димы. Для себя и Олеси он набрал целый поднос бургеров, картошки и какой-то мелкой чепухи.

— Пошли на второй этаж, — забрав заказ, предложил он, и Ада пошла следом за ним к лестнице.

Наверху они