— Как прикажут, так и отправимся. Тебе что за дело?

— Хочу с вами.

— Хотеть не вредно. У нас все желания оформляются через дежурного. Иди к нему. Если выпишет пропуск, лезь на первую платформу. В ней тряпьё старое, поедешь как на перине.

— Понятно. А такого шустренького с выпученными глазами не видел?

— Здесь где-то.

Значит, Грызун не уехал. Ну ещё бы, баночка-то с заветными каратами у меня, да и порошок вряд ли ему позволили взять.

Я зашёл на КПП. Сразу справа комнатка дежурного. Молоденький звеньевой с наивным взглядом голубых глаз, шахматная доска на столе.

— Привет. Как дела? Мне бы пропуск на выезд.

— Уже выписал, — улыбнулся дежурный.

В затылок упёрся ствол пистолета.

— Тихо, Дон, тихо, — голос до мельчайших ноток отчётливо знакомый. Женский. — Всё хорошо, родной. Ручонки назад протяни. Медленно!

Каждая мышца напряглась, мысль заработала холодно. Меня ждали. С первой секунды побега редбули отслеживали каждый мой шаг, просчитали, что я сделаю с охраной, куда направлюсь. А интуиция в очередной раз промолчала. Я слишком сильно стал ей доверять, а она раз за разом подводит. Цирк какой-то…

Я подался вперёд. Каковы мои шансы увернуться от пули? Действие нанограндов ещё не закончилось, реакция вполне соответствующая. Попробовать уйти с линии атаки, заблокировать вооружённую руку противника и… если он настолько туп, как я о нём, вернее, о ней, думаю, завладеть оружием, перестрелять всех на КПП, захватить платформу и свалить. И да, не забыть забрать плащ, уж очень он мне нравится.

— Не шали! Руки, говорю, назад! У меня нет приказа брать тебя живым. Дёрнешься, спущу курок.

— Всё, всё, начальница. Сдаюсь.

Я послушно завёл руки за спину, на запястьях щёлкнули браслеты, на лодыжках застегнули кандалы. Теперь точно не сбежать, скован по рукам и ногам. Дежурный с размаху влепил мне ладонью по губам. Голова мотнулась, во рту возник тревожащий вкус крови. Злоба встрепенулась, мне потребовалось усилие над собой, чтобы не рвануться и не вцепиться зубами в глотку этого голубоглазого сосунка. Взгляд приковала пульсирующая жилка на шее. Я смогу её разгрызть…

Всё тот же голос за спиной попросил:

— Добавь ещё.

Дежурный добавил.

Вторая пощёчина вернула спокойствие. Тело расслабилось. Сейчас я ничего не добьюсь, только впустую потрачу нервы и наногранды. Сберегу их на чёрный день.

Повернувшись, я увидел строгое и по-прежнему милое лицо штаб-звеньевой. Глаза чуть подведены, ярко-красная помада, тонкий слой пудры.

— Привет, Танюш, давно не виделись.

Голикова промокнула платком мои разбитые губы, застегнула верхнюю пуговицу на рубашке, хорошо хоть в гроб лечь не предложила.

— Молодец, умеешь контролировать себя. Давно колешься?

— Ты про наногранды?

— Нет, про берёзовый сок.

— Я бы хлебнул.

— Сейчас тебе Наталья Аркадьевна накатит целый стакан. Идём.

Она вывела меня на улицу. Куманцева стояла возле броневика, прислонившись к борту плечом. Всё такая же подтянутая, строгая, суконное платье, косынка, сапоги, добавилась только одна деталь — маузер. Я с трудом сдержал смех. Если бы не сдержал, она меня из этого маузера тут бы и кончила.

— О, товарищ комиссар… Вас-то здесь и не хватало.

Я приготовился наговорить ей кучу любезностей, но она не стала вступать со мной в распри, и лишь кивнула конвою:

— К стенке.

— Что? — я закрутил головой.

Меня подтащили к стене КПП, сквозь густую побелку просвечивали пулевые отметины. Много отметин. Значит, приговор в исполнение здесь приводят часто. Над головой висел железный крюк. Конвоиры приподняли меня, зацепили за него наручники. Ни дёрнуться ни влево, ни вправо, можно только висеть как колбаса и качаться.

Четверо встали напротив, подняли винтовки. Куманцева скомандовала:

— Заряжай!

Передёрнули затворы. Отвратительный звук. Кожа на висках натянулась, сердце застучало и полезло по пищеводу к гортани. Надо что-то сказать. Что? Что так нельзя. Ведь я же… никого не убил, тюремщики живы. За что? А те на шоу… Я защищался! В контракте не написано, что я не имею права защищаться.

— Цельсь!

— Я защищался!

В моём голосе прозвучали нотки собачьего воя. Сука-а-а… Я не хочу умирать, я не готов к смерти. Это так внезапно.

— Погодите, у меня семья! Не надо! У меня больная жена, дочь! Кто им поможет? Вы что ли, редбули поганые? Кооператив радикал-социалистов! Ну да, у вас тут всё по справедливости, по закону. А в чём справедливость, когда тебя неподготовленного, без оружия бросают в пустой город и заставляют бежать на потеху толпе? А со всех сторон твари и охотники. Комиссарша, ты когда-нибудь трепыхалась на мушке? А теперь обвиняешь меня в том, что я защищался? Да, я завалил твоих редбулей! Завалил! Жалко, не всех. Подъехать бы к вам на танке и расхерачить всю вашу поганую общагу, чтобы даже руин не осталось.

На танке? Точно, у меня же есть танк. Отдам им, пусть заберут. Им пригодится, они запасливые, а мне надо выжить, всего лишь выжить.

— Погодите!

— Пли!

Залп. Я почувствовал, как пули впиваются в стену: одна, вторая, третья, четвёртая. Все рядом. По телу струился пот. Они лишь пугали меня. Пугали.

Конвоиры сняли наручники с крюка. Ноги тряслись, я не устоял и сел на асфальт. Господи…

Подошла Куманцева.

— Страшно?

Я не смотрел ей в глаза, было стыдно. Стыдно, что испугался, что пытался прикрыться семьёй, вымаливая жизнь. В душе возникло опустошение, которое проявляется после яростного выброса эмоций. Редбули о чём-то переговаривались, посмеивались. Они решили, что сломали меня. Да, я проявил слабость, не смог, как и положено мужчине, заглянуть в дуло винтовки и принять свою судьбу. Но это не значит, что я сломался. Нет! Это сделало меня сильнее. Я чувствовал, как злоба, до того мало мне подконтрольная, стала вдруг холодной и обрела новый смысл. Разум стал ясным и более близким. Своя рубашка должна быть ближе к телу, это её обязанность, и с сегодняшнего будет именно так.

Меня вернули в ту же камеру, из которой я сбежал. Контролёров сменили. Новая пара выглядела покрепче, хотя это не существенно: сильнее, слабее. Как говорил Андрес, всё зависит от подготовки. От опыта. Если ты глупый и сытый, то шансов на победу у тебя нет. А я сейчас умный и голодный. Я буду бороться.

Кандалы не сняли. На голову натянули мешок, затянули горловину. Кто-то сказал, что за каждого убитого охотника я получил по четыре года, а всего — двенадцать. То есть, на шоу я убил троих редбулей. Скорее всего, это сделал Гук, но сидеть всё равно придётся мне. Двенадцать лет! Один из контролёров глумливо проговорил, что так долго не живут.

Кто бы в этом сомневался. Держать меня в тюрьме Куманцева не станет, я ей здесь не нужен, и милашке с четырьмя годичками на рукаве тоже. Я — собственность Загона, и Конторе не понравится, что её собственность сидит под замком в Анклаве. Если я преступник, Контора сама меня накажет, а у автономии такого права нет. За самоуправство им впендюрят по самые гланды, так что рисковать никто не станет. Суд состоялся, мне впаяли срок, показали местному населению приверженность закону и справедливости, но если со мной вдруг произойдёт несчастный случай, никто в этом не виноват. Вопрос лишь в том, как быстро случится означенный случай.

День-два, вряд ли дольше, смысла затягивать нет. Шуму наделали много, утечки будут обязательно. Голову даю на отсечение, у Конторы везде свои глаза и уши, и не одни. Максимум к вечеру информация будет у Мёрзлого. Надеюсь, я ему ещё нужен. Раз уж он послал за мной людей в Квартирник, пошлёт и в Анклав.

Лязгнула дверь. Я вздрогнул. Мимо прошли несколько человек, повернулся ключ в замочной скважине. Кого-то вывели.

Я сидел готовый ко всему. Страха больше не было, силы почти не осталось. Она убывала, я чувствовал это. Оказывается, эмоции тоже пожирают наногранды. Мне осталось всего несколько часов, а потом я опять стану бессильным. Какое ужасное и бессмысленное состояние — бессилие.

Но пока остаётся хоть крупица, нужно ею воспользоваться. Попытаться снова вырваться отсюда. Только теперь я буду хитрее. КПП не подходит. Наверняка есть ещё проходы, территория Анклава большая, одним не обойтись, должно быть несколько, но все они под надёжной охраной. Так что наиболее подходящий вариант — через забор. Снять часового на вышке, перепрыгнуть, дальше ров и, возможно, минные заграждения, как в Квартирнике. Со всем этим я справлюсь. Осталась самая малость — добраться до ключей, чтобы снять кандалы.

Шум в проходе затих, я выждал несколько минут, подошёл к решётке и позвал:

— Эй, начальник, оправиться бы.

— Я тебе штаны