напрямую в своем городе пока тоже не вижу возможности, к тому же, боюсь ошибиться в выборе. Но вам я верю. В качестве дополнения решила выслать вам результаты прохождения мною теста Люшера, так как считаю, что это, возможно, поможет представить более полно картину моего состояния. Надеюсь, не слишком загружаю вас, заранее большое спасибо.

Конечно, я могу ошибаться, но, похоже, мы имеем дело с колебаниями фона настроения и энергии, которые имеют не психологическую, а иную причину. И я допускаю, что причина эта может быть скорее «медицинской» – во всяком случае, на настоящей консультации я бы задавала специфические вопросы о частоте смены описанных автором фаз, о том, как на нее влияют простые и более чем материальные факторы (вроде недосыпа, погоды, месячных). Разумеется, все это восторга бы не вызвало – пришлось бы сначала очень постараться установить хороший прочный контакт. Но консультация «смежных специалистов» кажется здесь желательной: без поддержки хорошего клинициста я бы за такой случай не взялась.

Начитанная и немного «интересничающая» девушка верит в загадочные психологические механизмы и рассыпает по тексту намеки на психологические же причины упадка сил, пассивности и уныния. А теперь представьте, что эти причины слегка «притянуты за уши», а в реальности есть действительно непонятные колебания состояния, когда девушка Алла то расплывается, то опять оживает – надолго или нет, но по неизвестной причине. Ее решения принимаются в зависимости от того, на какой период приходятся. Даже люди видятся ей несколько по-разному в зависимости от периода. Иногда она практически не может учиться или работать, объясняя это ленью и кокетливо называя себя тунеядцем.

Первое впечатление заносчивости и «выпендрежности», которое производило это письмо, неслучайно – они не позволяют признать, что что-то не так с ее обменом веществ или иными механизмами такой природы. Ее речь – это что-то вроде сценического костюма, сотканного и сшитого из прочитанных ею книг: он и прячет, и защищает, и отвлекает внимание на декоративные детали, а самое главное – не дает возможности сосредоточиться на грубой реальности: неожиданной и беспричинной смене настроения. Факты и не вполне осознанное ощущение говорят: что-то не так, нужна помощь. Заговорить о потребности в помощи в ее случае можно только так – задрапировавшись в винтажные словеса, почти на грани пародии.

Она же пишет, что ненавидит моменты, когда ослабевает и позволяет собой управлять, да? Представьте, каково такому человеку признать, что все в ее жизни зависит от каких-то обменных процессов – то так она видит мир, то так… это кому угодно тяжело признать. Может быть, надменность и некоторая вычурность ее и держат над этими болезненными перепадами, позволяют смотреть на них более отстраненно. Может быть, ее своеобразному стилю речи и мышления стоит и спасибо сказать: будь она девушкой попроще, ее бы на этой волне качало сильнее.

В какие-то моменты ее совсем прибивает – вплоть до того, что она работать не может. А она рассказывает все так, будто просто ленива…

Мне кажется, иногда ей физически бывает трудно встать, концентрации внимания никакой – конечно, говорить об этом как о «неорганизованности» и верить, что в решительный момент можешь собраться, только слабовольна, как папа, но собраться все-таки можешь, – не так страшно, как признать власть каких-то совершенно непонятных, но могучих сил.

То, что при первом прочтении поражает декоративностью и искусственностью: «Однако как интересно было бы узнать чуть больше о своей душе, которая для меня по-прежнему загадочна!» – может быть единственным доступным ей способом справляться. Есть некое глубокое ощущение неблагополучия, которого она не понимает, а мыслит психологически, философски: «я», «обстоятельства моей жизни», «моя личность», ну, в крайнем случае, «мое воспитание», но уж никак не «обмен серотонина».

Ей даже в отношении своего бронхита легче считать, что он из-за неумеренного курения, чем от какой-нибудь хронической инфекции. Это тот редкий случай, когда кокетничать болезнью менее страшно, чем ее признать. Печальная история, на самом деле.

Конечно, я бы не стала на него так отвечать – ведь все это только догадки, а кого-то можно ими напугать или подтолкнуть в объятия официальной медицины: можете себе представить обстановку, атмосферу и персонажей психиатрического учреждения, пусть даже амбулаторного? Я – могу, поскольку работала в этом ведомстве. Тут ведь не всегда понятно, что меньшее зло, что большее: иногда своевременная консультация хорошего врача спасительна, иногда неудачный опыт общения с врачами – любыми – может быть травматичен и даже просто опасен.

Частенько на психологические тренинги приходят люди, которым на самом деле не помешала бы консультация психиатра – но не любого, и уж точно не «выгоревшего» двадцать лет назад доктора из районного диспансера… А искать и находить этого «не любого» они не умеют – да что там, даже люди постарше и находящиеся куда в лучшей форме, чем автор письма, бывают поразительно пассивны и бестолковы в отношении поиска качественной помощи. Простая, как грабли, мысль о том, что своих помощников – врачей, юристов, психологов, учителей, ветеринаров – нужно творчески и тщательно искать, подбирать и отвечать за последствия этого выбора, как-то не слишком распространена. Почта нашего журнала об этом просто вопиет! А древняя медицинская мораль говорит: не навреди. Вот и не стоит внушать людям ложные надежды на помощь, если для ее получения нужны навыки, которых у них нет.

Конечно, невозможно представить себе последствия всех своих высказываний – кто что поймет, кому что покажется. Как достаточно скромный психолог-призрак, я полагаю, что обычно этих последствий нет вовсе: прочли и забыли. И все-таки на такое письмо я бы отвечать в журнальном формате не стала: колебания настроения неясной природы – дело довольно распространенное, а сама «неясная природа» бывает разной.

И если нет прямой опасности для себя и окружающих, лучше уж этим людям ходить на психологические тренинги, модную «работу с энергиями» или какую-нибудь агни-йогу – и верить в «поток», а не цитохимические процессы.

Что у нас дальше? Третье письмо. Откуда? Город Эн, Подмосковье. Но не просто Подмосковье: во время оно этот городок был символом прогресса, передним краем науки, и кандидатов биологических и химических наук там водилось множество… Только было это давно. Ничего не пишут нынешние журналисты про эти места, и документальных фильмов о «путях в незнаемое» не снимают. Люди же там по-прежнему живут. Возможно, выросшие дети тех кандидатов наук, кто знает.

Здравствуйте, Екатерина! Поддалась минутному порыву и решилась написать вам письмо…

…Меня зовут Дарья, мне 22. Уже пять лет – или еще только – встречаюсь с молодым человеком (Денис). У нас