Перед собственной жилой комнатой Исаака ждал новый «сюрприз». Его дверь, которая до этого дня была скучно-коричнево-деревянной, без всяких опознавательных черт за исключением номера, немного криво повешенного, была изувечена каким-то вандалом до неузнаваемости. Казалось, ей нанесли несколько ударов молотом: отчетливо виднелись неглубокие вмятины. Местами было похоже, будто ее скреб всеми острыми когтями дикий зверь: длинные полозы царапин оставлены практически во всю ширь на поверхности дерева. По углам проглядывали непонятные символы - кто-то пытался их высечь ножом или, возможно, другим острым предметом. Присмотревшись, Исаак заметил самое интересное — судя по свежим насечками и небольшим, едва заметным глазу сколам на замке, в его комнату кто-то отчаянно хотел попасть, но ему это не удалось.

Глава 5

Переменчивый и непредсказуемый октябрь полностью освоился в своем временном обладании осенью. Он то разгонял, то успокаивал своенравный ветер. Последние листья вздохнули с тоской и опали с немногочисленных реденьких деревьев в окрестностях института. Начались первые едва заметные заморозки ночью и ранним утром, а неприветливая черствая земля покрылась тонкой серебристо-белой корочкой полупрозрачного льда. Плотные облака начали патрулировать небо, пытаясь заслонить солнце, чтобы не дать ему дарить людям свой холодный слабый свет. Иногда октябрь позволял солнцу выглянуть, а ветру успокоиться, и в такие моменты хотелось думать о чем-то хорошем, о чем-то воодушевляющем, о мечтах и надеждах. Именно в эти минуты Исааку больше всего нравилось сидеть на промерзшей лавочке на побледневшем от холода берегу Тихого моря. Но эти моменты случались редко и длились не долго. Октябрь грустно улыбался, сворачивая эту кратковременную холодную идиллию и нагонял туч, заводил затаившийся ветер и показывал пальцем в недалекое будущее, где его сменит более злой и дерзкий ноябрь.

С того злополучного неудавшегося похода в библиотеку прошла неделя. Исаак постепенно пришел в себя и оправился от случившихся с ним потрясений. Он решил проще относиться к своим видениям и странным событиям, которые происходили, происходят, и, возможно, будут происходить с ним. Он начал тренировать и улучшать свою технику дыхания. Начать заниматься бегом и каким-нибудь спортом, как это делала Фрида, у Исаака не хватало духу и силы воли, но, тем не менее, он стал делать утреннюю зарядку, а вечером перед сном пытаться отжиматься от пола и приседать (насколько позволяла скромная площадь комнаты).

Таких неприятных головных болей, как на первом курсе и тогда, перед лабораторной работой, у Исаака больше не возникало. Лишь иногда что-то кольнет его тонкой иголкой в совсем неожиданный момент, как бы говоря: «Друг, помни, ты тоже смертен», и тут же исчезнет, как будто ничего и не было. Но Исаак помнил.

Кошмары прекратились, и не ясно, было ли это, как и прекращение головных болей, действием прописанных лекарств, либо же то, что Исаак внутренне начал пытаться быть спокойным и старался принимать вещи такими, какими они представали перед ним. Тем не менее, хоть и кошмары перестали доставать Исаака, один сон по-прежнему настойчиво приходил к нему ночью. Это был тот сон про темно-синие металлические двери, которые Исаак пытался так усердно отыскать. Только теперь чувство ужаса к неизвестности отступило, сменившись на настойчивое стремление догнать кого-то. Этот кто-то стоит перед дверями и вот-вот откроет их в скором времени.

Несколько раз за неделю Исаак ходил в сторону библиотеки, заблаговременно сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, размяв суставы и конечности. Однако, даже не доходя до того старинного мистического коридора, его встречала уже другая ограда, более современная, из пластика с ровными черными буквами, говорящая о реставрации библиотеки.

Среди своих немногочисленных документов, запрятанных в далекий угол скромной тумбы, Исаак отыскал то злополучное извещение о приеме в институт в виде мятого, скомканного клочка бумаги. На извещении действительно присутствовал его идентификационный номер учащегося, но он был настолько длинный, что вгонял в ступор, и Исаак даже не стал пытаться запоминать, а просто положил листок в карман своих затертых джинс.

Так он вернулся к горячо любимой, вернее, ненавидимой им информационной стойке для того, чтобы разузнать про открытие библиотеки.

- В библиотечном помещении ведутся реставрационные и реконструкционные хозяйственные работы в книжных отсеках под номерами ноль и семь, - своим неизменным безжизненным голосом сообщила Аполлинария, все так же неизменно и безжизненно заполняя горстку однотипных и безликих бумаг. У Исаака даже на миг возникло ощущение, что никакой недели и не проходило вовсе, и буквально несколько минут назад он добивался от Аполлинарии маршрута к библиотеке.

- А не известна ли дата окончания работ?

- Библиотечное помещение должно открыться в течении месяца. Возможно, если все пройдет удачно — на этой или следующей неделе.

- То есть, у Вас нет точной информации? - спросил Исаак с некоторым нажимом на слово «Вас».

- У меня есть точная информация, но ее Вам знать не положено, - дробью отчеканила Аполлинария.

Исааку показалось, что, когда Аполлинария произнесла ответные слова, стекла у ее строгих очков победоносно заблестели.

- Хорошо, спасибо за...информацию.

Нельзя сказать, что Исаак был удивлен такими ответами. Как раз наоборот, все эти уклончивости и неопределенности только убедили его действовать дальше. Перетерпев пару дней невыносимо скучных практик, Исаак наконец проснулся ранним утром воскресенья, собрался и пошел на пятый этаж.

***

Они с Петром убегали по полутемному коридору третьего этажа от пятерых крепко сбитых, яростных парней. Эти ребята любили каждый вечер ходить в институтский тренажерный зал на первом этаже, чтобы там отрабатывать силовые приемы, накачивать свои мышцы рук, плеч и груди, заниматься физическими упражнениями: в общем, старались всячески аккумулировать и конвертировать свою неуемную жизненную энергию во что-то полезное и прекрасное. Но сейчас они были в гневе.

Эти бравые парни шли, как ни в чем не бывало, со своей очередной тренировки, как вдруг один из них случайно не споткнулся о ногу прислонившегося к темному, чуть заляпанному окну Исаака. Собрав несколько слоев пыли и грязи с затоптанного дубового паркета, уставший и обозленный здоровяк тут же вскочил на ноги.

- Тебе что, жить надоело, урод!?!?

- Я…я дико извиняюсь… - начал лепетать сконфуженный Исаак. - Я просто стоял здесь...думал...видимо, нога съехала...в процессе размышления, а я и не заметил… а тут как раз вы…

- Ой, оставь свои жалкие завывания своей мамочке или какой-нибудь девчонке, - усмехнулся другой парень.