Шрифт:
Закладка:
Бертран увлёк меня вдоль набережной узкой извилистой речушки. Мы перешли по горбатому мостику, свернули в проулок, затем в другой. Потом в тупик. Бертран открыл маленьким ключиком почти незаметную калитку в стене, и мы оказались на не мощённой улочке. Вряд ли она хоть как-то называлась: просто земляная полоска, ведущая мимо задних дворов.
Солнце уже село, и воздух наливался густым лиловым настоем ночи. Стало зябко. Лениво тявкали собаки. Они явно не желали вылезать из будок. Лишь в одном дворе – видимо, молодая и неопытная – лохматая собаченция выскочила и звонко, визгливо, долго нас провожала.
– Как ты сам сбежал?
– По крышам, – Кот беспечно пожал плечами. – Меня ж не в первый раз туда заключают. Нет, нет, не смотри на меня с таким упрёком. Ты бы не смогла. Ещё свалилась бы.
– Ну хорошо, а потом, мимо стражников?
– Я знаю, где кто дежурит. Кто мне должен, кому я должен… Однажды я выбрался через канализационный туннель, но мне не понравилось. В другой раз через калитку, через которую ходят слуги. В этот раз даже не понадобилось что-либо придумывать. Стражники на меня уже давно махнули рукой.
Котяра и есть котяра.
– Куда мы идём?
– Да есть у меня тут… знакомая.
Бертран покосился на меня и застенчиво отвёл глаза. Мы что, к его бывшей идём?
Я отпустила его руку, вспомнив, что мы не друзья и уж тем более не…
Знакомая Кота жила на самой окраине города. В башне. В башне из тёмного, немного отполированного камня, без двери и только с одним окошком под самой крышей.
– Рапунцель, – прошептала я.
Бертран молча покосился на меня, затем, встав под окном, трижды прокрякал уточкой. Из окна вылетела… коса. Золотая, переплетённая не так, как мы это обычно себе представляем, а скорее щучьим хвостом.
– Ничего себе!
Нет, на самом деле, башня не была прям сильно высокой. По размеру – скорее двухэтажный дом, просто круглая. И всё равно, коса такой длинны… Девочки поймут.
Бертран быстро и ловко вскарабкался наверх, заскочил в окно, выглянул наружу. Посмотрел на меня. Я развела руками. Он вздохнул, спустился по косе вниз, обвязал меня вокруг талии, прислонил лицом к стене, очень быстро, подтянувшись на руках, прямо по мне взобрался на верёвку, в окно, а затем, обдирая мне коленки, подтянул наверх меня. Перехватил и втянул внутрь на руках.
– И кто это, Кот? Только не говори, что очередная сестра, – раздался резкий, немного хрипловатый женский голос.
Внутри помещение оказалось полукруглым, с камином, полками, заваленными различными склянками, банками, кувшинами, свёртками, карандашами, кипами бумаг, книгами, засушенными цветами и различными мелкими механизмами. Над точно так же заваленным столом склонилась высокая худая девушка в синем свитере, поверх которого был надет кожаный фартук. Девушка с коротко стриженными золотистыми волосами. За одно ухо её была заправлена отвёртка, за другое – засушенный цветок шиповника. В зубах она держала огрызок карандаша. Голубые глаза смотрели на меня раздражённо и зло.
– Невеста, – «честно» признался Кот.
Я оглянулась и увидела, что коса, по которой мы взобрались, тянется из глиняной вазы, похожей на большой горшок, затем обматывает железный крюк у окна. Девушка проследила взглядом мой взгляд.
– Смотай, сколько можно повторять?!
Бертран стал послушно наматывать бухту на крюк.
– Но ведь коса… но Рапунцель…
Девушка закатила глаза.
– Да-да-да. Слушай, невеста, не зуди, как моя матушка. Коса-то, коса-сё. Девица должна носить косу и вот это всё. Баста. Хочешь, попробуй сама поносить. Я срезала её ещё девчонкой.
– Да нет, я понимаю… У меня самой волосы пострижены до лопаток, иначе тяжело. Да и ухода много требуют.
– Во-во. Пока расчешешь, да заплетёшь…
Рапунцель склонилась над листом бумаги, вынула изо рта карандаш и принялась что-то чертить, посвистывая.
– Мари, кстати.
Она протянула ко мне узкую, жестковатую на ощупь руку, которую я пожала.
– Майя. А Рапунцель?..
– Фамилия. По матушке. Не имя же? Ты когда-нибудь встречала такие имена? Если быть точной, то Мари-Элизабет, но предпочитаю коротко.
– А матушка не придёт?
– Не-а. Я перестала ей скидывать косу ещё с тех пор, как она озадачилась поиском для меня женихов. Прикинь, то бургомистра притащит, то королевского казначея. То вот короля, что б ему пусто было. Ненавижу мужиков! Совершенно пустоголовые создания.
И она снова принялась грызть карандаш. Я выпялилась на неё.
– У нас пряники. Будешь? – мурлыкнул Бертран, совершенно не смутившийся от критики в адрес мужчин.
– Бе, мерзость какая. Посмотри, там в очаге вроде суп оставался. Можете доесть.
Я действительно увидела в потухшем камине чугунок. Открыла. Оттуда вылетела сердитая муха, злобно зажужжав. Ещё бы! Понимаю её: темно, страшно, плесень до самой крышки – того и гляди, оживёт и сожрёт. Бертран заглянул через моё плечо. Сглотнул.
– Да не… Мы пряниками наелись.
– Ну и зря. Пряники – сладкие. От них зубы могут потом болеть.
– Анри, кстати, помер, – сообщил Бертран, выкинул чугунок за окно и принялся растапливать камин.
– Кто?
– Король.
– А-а-а…
Рапунцель, скорее всего, тотчас забыла эту информацию. Я решила проявить любопытство:
– А почему волосы в горшке?
– Так питательный раствор же, чтобы росли, – она с недоумением взглянула на меня. – Само собой понятно.
– А что ты чертишь?
– Машину. Чтобы воду паром выкачивала. Из шахт, например.
Рапунцель погрызла карандаш, пачкая губы. Затем остро посмотрела на меня.
– Ты правда замуж собираешься?
Я покосилась на Бертрана. Тот уже растопил огонёк и любовно укладывал в него поленья. Всполохи озаряли его лицо. Кот глянул на меня с любопытством.
– Ну-у…
– Гиблое это дело… Попадётся какой-нибудь идиот… Они