Шрифт:
Закладка:
Мы, конечно, не знаем, из‐за чего отец Джустини воспылал гневом, но дальнейшие события подтвердили, что его старшие сыновья могли приносить кучу неприятностей. Ни старший, Асканио, ни второй сын, Помпео, не пошли по мирным следам отца к законоведению и высоким постам179; напротив, они стали сорить деньгами, подражая разгульной жизни знати. Об этом мы узнаем не из нотариальных актов, а из их собственных свидетельств перед властями в 1555 году и летом – осенью 1557 года. Оба увлекались азартными играми в аристократических домах. Асканио признался перед судом, что ставил свои средства на карту в достойнейшем обществе тузов и вельмож: «я играл с синьором Франческо Колонна, и с синьором Джулио Орсини, и в доме синьора Алессандро Колонна с сотней дворян, и с Франческо д’Аспра, бывшим [государственным] казначеем». Помимо прочих, он играл со своим знатным кузеном Ченчио Капидзукки, человеком военным и союзником Асканио на дальнейших страницах нашего рассказа180. Асканио утверждал, что продувался страшно. «Спросите, не я ли проиграл более трех тысяч скудо в Риме, Тиволи и между ними»181. Иногда за одну партию братья выигрывали или проигрывали по нескольку сотен скудо, суммы, на которые в Риме можно было купить солидный дом182.
Репутация Асканио за игорным столом была далеко не безупречна. После того как однажды летом 1555 года он обчистил карманы Помпео за «примьерой», игрой, напоминавшей покер, наутро его обвинили в том, что вместо положенных четырех карт он держал на руках пять. Последовавший обмен обвинениями привел к разрыву в семье, ибо Помпео принял участие в поисках свидетелей нечестных поступков Асканио183. Между братьями уже и раньше проявлялось озлобление; так, однажды ночью Помпео подстерег и ранил брата на улице184. Когда об этой схватке узнал римский губернатор, он наложил на участников формальное обязательство сохранять мир с запретом вступать в стычки под угрозой пени в 1000 скудо185. О том, что Асканио нечист на руку, знали далеко за пределами его семьи. Шулерский прием против Помпео не был с его стороны случайной оплошностью; этот инцидент вызвал шквал доносов самому губернатору: знатные люди, которых Асканио надул за картами или одурачил своими скандальными игральными костями, утяжеленными с одной стороны, буквально выстраивались в очередь, чтобы выразить свое негодование186. Ченчио Дольче, одна из его жертв, широко ославил его, а через каких-то три года Асканио наконец-то собрался обвинить его во лжи и потребовать сатисфакции. Дольче, созвав вельмож в доме одного из князей Колонна и собрав свидетелей бесчестья своего обвинителя, напечатал язвительный памфлет, в котором отказывался от поединка на том основании, что Асканио нечестен за игорным столом и известен своей трусостью187. Ясно, что Асканио навсегда потерял уважение в своем кругу, ибо после того, как в 1546 году отслужил на незначительном посту маршала (maresciallo), он ни разу больше не занимал государственных постов, на которые обычно попадали пользовавшиеся уважением представители римской элиты. Что касается Дольче, то ему еще придется заплатить за оскорбление, нанесенное чести семьи Джустини, но пострадает он, как мы увидим, не от руки Асканио.
Впрочем, в глазах родичей позор Асканио венчало не его жульничество с картами и костями; его позор венчал брак с «этой шлюхой», Лаодомией. Свидетельствуя перед судом, Асканио сам признал ее прежнее ремесло, но, изворачиваясь, как змея, отказался подтвердить факт брака с ней188. Однако нотариальный акт, заключенный от ее имени, не оставляет сомнений, что уже в сентябре 1552 года Лаодомия была законной женой Асканио и вложила свое приданое в его земельные владения189. Их союз вызывал толки в городе; про него раструбили и в том самом пасквиле, где расписывались художества Асканио за игрой190. Хотя представители римской знати, бывало, брали в жены куртизанок, очевидно, как и в данном случае, это могло дорого им обойтись191. В глазах своей семьи Асканио был настолько паршивой овцой, что, отверженный родными, он утратил первородство, и главенство в его поколении Джустини перешло к следующему брату.
У Помпео, несмотря на азартные игры, репутация была гораздо лучше. В 1560‐х годах он трижды занимал официальные посты, в том числе престижную должность главы округи, капорионе192. Еще до 1557 года ему досталось звание первого среди братьев (primo di tutti), которым до этого по праву обладал Асканио. В отличие от последнего, он женился на порядочной девушке – его жена Калифурния происходила из знатного римского рода Альберини193. Но доброе имя Помпео все же нельзя назвать незапятнанным. Будучи женатым, он нередко посещал известных куртизанок194. В военное время летом 1557 года поступила клеветническая анонимка (возможно, написанная Асканио), где высказывались сомнения в желании Помпео оборонять Рим на городских стенах.
Самое тяжкое обвинение против Помпео, которому, похоже, Асканио искренне и горячо верил, напоминает сцену из оперы-буфф. Пуччини в «Джанни Скикки» пересказывает старинную историю о проходимце, которого Данте поместил в восьмой круг своего ада. Тот забирается в постель только что умершего богача, чтобы продиктовать подходящее ему, хотя и фальшивое завещание195. И именно такой трюк, по утверждению Асканио, провернул Помпео, когда умерла их тетка Лукреция. Якобы он спрятал за пологом ее кровати самозванку, чтобы она произнесла удобные ему условия завещания196. Здесь либо клевета брата, либо сама жизнь подражает искусству, воспроизводя знаменитую историю.
На первый взгляд, обвинения Асканио выглядят смехотворными. Лукреция, овдовевшая сестра Джеронимо, принимала большое участие в жизни его семьи. Вспомним, что он назначил ее одним из трех душеприказчиков для оценки того, достойны ли его старшие сыновья наследства. Явно испытывая к ней большое доверие, он оставил ее единственной опекуншей всех пятерых младших детей197. Прослужив почти шесть лет
