связи с властью и судом, и юридическое образование. В мире, где важнейшую роль играла родословная, именно мужчины были связаны особенно прочными узами родства. И все же женщинам удалось оказать им скоординированное и эффективное сопротивление. В пределах семьи, где политика задействует речь и жест не в меньшей степени, чем формальные институты, женщины могли использовать свое volgar’eloquentia (красноречие на народном языке) и готовность к взаимопомощи. Рассматривая эту драму гендерной политики, мы несколько раз остановимся, чтобы оценить вес противоборствующих коалиций и разобраться в мотивах, побуждениях, метафорах и уловках отдельных участников.

Итак, наша задача будет заключаться в том, чтобы восстановить подлинные разговоры, а затем проанализировать риторические стратегии их участников. Следовательно, это история устного слова в условиях семейной политики, где речь человека зависит от гендера, положения, возраста и объема власти. Однако точных слов в нашем распоряжении нет. Все, чем мы располагаем, – воспоминания, собранные в качестве судебных свидетельств, сформулированные специально для судейских ушей. А показания не бывают нейтральными. Поскольку все свидетели пристрастны, нам следует прежде всего распутать политический клубок – акт дачи показаний, отягощенный целями свидетелей и сформированный языковыми привычками (как правовыми, так и повествовательными), чтобы добраться до более раннего момента, с его собственными отягчающими обстоятельствами и формами – момента реального диалога в доме Джустини. Поэтому в качестве предосторожности мы указываем в примечаниях к каждой произнесенной фразе имена свидетелей, от которых мы о ней узнали158.

Пролог: сцена и декорации

Для того чтобы словами воссоздать внутрисемейный кризис, нужен тщательно написанный фон. Так кем же были эти Джустини? В середине века они были еще новичками в Риме. Старинная история римских семей почтенного сплетника Теодоро Амайдена возводит ветвь влиятельного в Читта-ди-Кастелло рода Джустини, переехавшую в Рим, именно к Джеронимо, отцу фигурантов нашей истории. Он был доктором канонического и гражданского права и известным юристом159. К концу 1540‐х годов он прожил в Риме уже достаточно долго, чтобы скопить внушительное состояние и сплести сеть союзов с городской знатью160. Он женился на Джерониме из влиятельного рода Фабиев161. Кроме того, он добился присвоения ему папой звания «адвоката консистории», предмета вожделения многих законоведов162.

Как и большинство преуспевающих римлян, Джеронимо вкладывал свои средства в должности, ренты и немалую недвижимость. Ему принадлежали виноградники к югу и к северу от города163. В одном из них, расположенном прямо за северными воротами Рима, не стыдно было принять в качестве гостя самого папу: в 1538 году Павел III отдыхал там около часа между длинными церемониями по случаю его торжественного возвращения из Ниццы164. Были и более существенные владения: три casale (поместья)165. В городе у Джеронимо также имелась различная недвижимость, в том числе три хлебные житницы у подножия Капитолия166. В историческом центре, недалеко от дворца Канчеллерия, у Джеронимо был скромный дом, но он продал его еще при своей жизни167. Вместе с приданым жены семья получила дом на задворках оживленной торговой улицы Виа делле Банки168. Эти постройки, а также палаццо на берегу Тибра Джеронимо сдавал внаем169. Помимо этих владений, раскиданных по городу, у Джеронимо имелся и просторный собственный дом у южного окончания Виа ди Парионе (короткая улица, ответвляющаяся к северу от старинного пути процессий – Виа Папале, ныне Говерно-Веккьо)170. В этом доме на первом этаже располагались различные лавки, выходившие окнами на запад.

Когда вы в следующий раз будете в Риме, навестите этого человека. Чтобы найти место, где когда-то стоял его дом, пройдите два квартала на запад от знаменитой говорящей статуи Пасквино (прямо рядом с площадью Пьяцца Навона), поверните направо на улицу Виа ди Париони и по правую руку прямо сразу представьте себе его дверь, пристроившуюся между лавками, которые он сдавал внаем171. Напротив стоит церковь Сан-Томмазо, успевшая с тех пор сменить фасад на новый. Это место было центром расселения семьи Джустини в Риме. В одном квартале на север по той же улице, на следующем углу, также по правую руку стоял второй дом с тремя лавками на первом этаже. В нем жила и в 1554 году умерла родная сестра Джеронимо – Лукреция172. Таким образом, Джустини были тут местными: они всегда занимали место среди магистратов в своем районе Парионе. Теперь пройдите еще два квартала, к монастырю Санта-Мария-делла-Паче, где Джустини хоронили своих мертвых, а заодно ставили свои мраморные бюсты и хранили ценности. Знаменитый фасад был построен позднее, точно так же как и апсида. Однако изящный клуатр работы Браманте, уютно окружающий задний дворик, относится еще к Раннему Возрождению, как и первые капеллы в базилике с изысканными фресками Рафаэля и Перуцци. Они появились там задолго до того, как Джеронимо написал завещание, продиктовал эпитафию и отложил деньги на свой скульптурный портрет173. Его и сейчас можно навестить: он – за первой колонной слева, выглядывает из своей ниши, величавый, собранный, с умным красивым лицом. Вглядитесь в его бесстрастные черты: можно ли распознать следы головной боли, которую принесла ему его семья?

Сверх сказанного мы мало что знаем. Не сохранилось полного списка ни его рент, ни должностей при римской курии. Мы не знаем точной стоимости многих из них, а из завещания узнаем лишь, что сам Джеронимо считал их достаточным источником дохода, чтобы снабдить щедрым приданым двух своих незамужних дочерей174. Прибавим еще одно: Джеронимо, как говорится в его завещании, хотел, чтобы его эпитафия прославила его дело и усердие, с которым он занимался своим ремеслом: «Здесь лежит Джеронимо из рода Джустини, родом из Читта-ди-Кастелло, адвокат консистории, умевший позаботиться о себе и своих делах»175. Наследники оставили титул, но закончили надпись просто: «Он прожил 55 лет и 9 месяцев и умер 20 июня 1548 года».

Джеронимо Джустини был счастлив не только в приумножении богатства, но и в производстве потомства. Его пережили восемь детей, из них пятеро мальчиков и три девочки. Младшей, героине нашего рассказа Виттории, было тогда только пять лет, а Сильвия, первенец, уже пять лет как вышла замуж176. Однако счастье в деторождении оказалось с ложкой дегтя: в завещании Джеронимо обрушивается на двух старших сыновей, Асканио и Помпео, и лишает их наследства как «неблагодарных, недостойных отцовского наследия как за оскорбительные и непотребные речи, обращенные против матери и отца, так и за их крайнее непослушание и другие недостойные