в телевизоре, который смотрел дядька. Федор был певцом с хорошим голосом и скверным характером.

— Можно почитать приговор суда? — попросил я, но Федор покачал головой:

— Я его не забирал. Да и зачем? Раздули шум из-за какого-то пустяка.

— Можно поподробнее? — попросил я.

Пациент махнул рукой:

— Сущая мелочь. На недавней конференции перед журналистами, я якобы оскорбил одну из этих писак.

— И каким образом?

— Чутка прикрикнул, делов-то. Она тоже хороша. Чистая актриса. Сразу в слезы, из зала выбежала. А виноват в этом я.

Он развел руками, словно бы и правда не понимал причины. И продолжил:

— Мне нужна бумага о том, что мне назначена терапия. Ну и заодно можете сразу написать, что курс пройден, я все понял и переосмыслил. И полностью избавился от причины ненависти.

Я открыл ящик стола, вынул два бланка и достал из подставки ручку:

— Вы пока рассказывайте, что случилось на конференции, — произнес я, заполняя бланки.

— Да говорю же: ничего страшного. Какая-то журналистка в мерзкой, безвкусной розовой кофточке, начала задавать неудобные вопросы. Ну я и объяснил ей, что со звездой Империи так разговаривать нельзя. А она обиделась. Заплакала, из зала выбежала. И писаки подали коллективное заявление.

Я заполнил бланк, протянул его Федору:

— Держите. Подпишите. Один экземпляр для нашей карты, а второй ваш. Вы должны передать его в жандармерию, чтобы его прикрепили к делу.

— Спасибо, — ответил явно довольный подобным гость. Принял бумаги, быстро их подписал, и вернул мне один экземпляр, который я убрал в папку. Встал с кресла и как бы между прочим, уточнил:

— Когда можно вернуться за бумагой, что я прошел курс терапии?

— Когда мы проработаем произошедшее, — просто ответил я, и Федор пораженно застыл, глядя на меня. Удивленно переспросил:

— То есть… Как проработаем?

— Просто, — пожал плечами я. — На следующий прием жду от вас приговор суда, чтобы ознакомиться со всеми обстоятельствами. И начнем сеансы.

Гость нахмурился:

— Юноша, я вас уверяю: это все просто ошибка. Досадное недоразумение, о котором и говорить не стоит. Зачем тратить мое, хочу уточнить, ценное время на какие-то глупые посещения?

— Потому что, скорее всего, за этим нервным срывом кроется весомая причина. И я уверен, что такие оскорбления носят систематический характер. Просто пожаловаться решила одна жертва. А еще, я несу ответственность за вашу терапию. Должен вести дневник посещений, и если у вас возникнет рецидив, у меня могут появиться проблемы с жандармерией.

— Вы, наверное, что-то не поняли, молодой человек — произнёс Федор, и в его голосе я услышал плохо скрываемую злобу. — Я — важная персона. Мои дни расписаны по минутам. Буквально по минутам. Каждый мой час стоит довольно дорого. И я не потерплю…

— Хочу предупредить вас, Федор Борисович, что я принадлежу к роду Юсуповых, — поспешно произнёс я, чтобы предотвратить назревающий конфликт. — И титул дает мне право дуэли, если вы сейчас забудетесь и наговорите лишнего, оскорбив меня.

Мужчина настороженно замолчал и скрестил на груди руки, показывая, что готов меня слушать.

— А должность душеправа, ко всему прочему, дает мне возможность оценивать ваши поступки. И я могу написать жандармам бумагу, что вы опасны для общества. Что терапия не поможет, и вы должны принимать успокоительные микстуры. Или пройти принудительный курс изоляции. Вам понятно?

Я спокойно смотрел пациента, ожидая ответа. Гость замер, буравя меня полным злобы взглядом. Я же продолжил уже более мягко, но не снижая напора:

— Понимаю, что наше знакомство не способствовало установлению доверительного контакта. Поэтому надеюсь, что ваше следующее посещение пройдет в более спокойной обстановке.

— Спасибо, но мне проще будет сменить лекарню, — с ехидной усмешкой ответил Федор Борисович. Но я лишь улыбнулся и развел в стороны руки.

— Увы, вы уже подписали бумагу, что согласны на терапию со мной. А значит, я взял ответственность за ваше душевное спокойствие и исправление проблем. А принудительное посещение потому и называется таковым что, подписав бланк, разорвать договор будет крайне сложно. Причин для этого может быть только две. Первая — это если качество терапии приведет к явному ухудшению, и вторая, ежели между пациентом и душеправом не возникли доверительные отношения, необходимое для терапии. И в обоих случаях, должно пройти не менее трех полноценных сеансов. Так что мы увидимся с вами как минимум три раза, Федор Борисович.

— Потом я все равно сменю лекарню, — прошипел он, и я равнодушно пожал плечами:

— Ваше право. Только на этих посещениях, вы должны будете хотя бы обрисовать ситуацию. Чтобы я отметил это в дневнике. И при смене лекарни, комиссия душеправов будут учитывать, шли ли вы на контакт с лекарем, или просто весь сеанс несли околесицу, игнорировали меня и мешали лечению. В случае если вы решите сами сорвать терапию, суд может пересмотреть приговор и заменить наказание. Назначить ссылку в область, или общественно полезный труд. Вы умеете мести улицы и красить заборы, Федор Борисович?

Гость смотрел на меня как на ядовитую змею. Его ноздри расширились, а лицо приобрело красный оттенок.

— Вам плохо? Позвать помощницу, чтобы она подала вам успокоительного чая?

Мужчина вновь тряхнул головой. Затем широкими шагами пересек кабинет, отдернул в сторону штору и выглянул в окно. Я видел, как он ухватился за край подоконника и крепко его сжал до побледневших костяшек пальцев. Потому стремительно обернулся и спросил:

— Никак не могу взять в толк, зачем вам это нужно? Я ведь просто оплатил бы вам весь курс с надбавкой за беспокойство.

В голосе пациента прозвучало удивление. Видимо, он действительно не осознавал, что такое ответственный подход к работе по приговору суда.

— Если дело в этом, то уверяю, что могу добавить еще некую сумму, которая поможет усыпить вашу совесть, — в тоне Федора появились мягкие заискивающие ноты.

— Да не в деньгах дело, — просто ответил.