Шрифт:
Закладка:
Тихон Ерофеевич еле дожил до конца рабочего дня. Ему очень хотелось залить внутренний пожар алкоголем. Но нужно было еще целых три часа служить Отечеству. Он служил, как мог: наорал на заместителя, почти уволил секретаршу и грубо отшил представителя пресс-службы. Наконец Отечество отпустило его домой.
В своем особняке Тихон опустошил холодильник, выпив месячную норму водки, и, отупев, смирился с тем, что надо дожить до пятницы. А уж там! Там!.. Что именно случится там, он не успел придумать. Тяжелое алкогольное забытье повалило его на диван.
Давно он не спал в одежде, разве что в далекой молодости. Однако проснувшись посреди ночи, почувствовал себя не помолодевшим, а каким-то разбитым. Принял оздоровительную таблетку и завел внутренний будильник на пятницу.
Как ни странно, пятница наступила довольно быстро. Сразу за четвергом, который шел за средой.
Тихон Ерофеевич успокоился, по крайней мере ему так казалось, и проверил себя на предмет того, о чем важно не забыть в разговоре с Петуховым. А важно сделать всего три вещи. Первая – напугать. Вторая – сильно напугать. И, наконец, третья – напугать до смерти. Чтобы Петухов ссался в штаны при одной мысли увести капитал на сторону. Чисто на уровне рефлекса. Только подумал, как штаны уже мокрые.
Тихон Ерофеевич очень натурально увидел эту картину, сморщился и даже зажал пальцами нос. Других способов воздействия он не придумал. Как руководитель, Тихон Ерофеевич практиковал профилактическое запугивание подчиненных, и неизменно оставался доволен результатом.
Задача казалась легко выполнимой. Он вспомнил тщедушного Антона с повисшим носом. Казалось, что стоит только посильнее сжать кулак и подсунуть его под печальный нос, как все проблемы решатся. Типа, твоя фирма «Путь к себе» станет путем на кладбище. Хотя, стоп! Никакой фирмы! Нельзя говорить про фирму, записанную на жену! Забыть про этот чертов «Путь к себе», а заодно и про то, что у Петухова есть жена. Просто привести Антона в чувство, восстановить его память на предмет того, кто в доме хозяин. А потом надо бы как-то снова замириться, типа я добрый, прощаю.
С таким простеньким планом в голове Тихон Ерофеевич поджидал Антона Петухова в дорогом столичном ресторане, предварительно заказав столик у окна.
Он любил сидеть у окна. Особенно когда шел дождь или град, палило солнце или дул шквальный ветер. Словом, когда погода вела себя непотребно. В эти минуты Тихон Ерофеевич физически ощущал свое превосходство над людьми за окном. Ему было хорошо, а им не очень. Он сидел и получал от жизни удовольствие, а они куда-то бежали, суетились, искали спасение. Этот контраст реабилитировал то, как он распорядился своей жизнью. Сколько харь пришлось облобызать, скольким подонкам сказать комплимент, прежде чем он занял это место у окна. А другие мнили себя гордыми. Не хотели, как он. Презирали таких, как он. И теперь простой дождь гонит их, поливая им спины. Ветер сдувает людишек с бульвара, как опавшие листья. Ну и кто прав?
За такими мыслями Тихон пропустил появление Антона. Заметил его, когда тот отодвигал стул напротив и протягивал руку для приветствия.
В первое же мгновение Тихон почувствовал внутреннее беспокойство. Антон изменился. «Загорел? Похудел?» – обманывал себя Тихон. Конечно, и этого не отнять. Но не то, не в этом дело. Помимо внешнего преображения улавливалось внутреннее изменение.
Антон как будто возмужал. Исчез понурый неудачник. Перед Тихоном сидел сосредоточенный, немногословный мужчина, чей умный взгляд путал карты Тихона. Пугать такого не то, чтобы трудно, но как-то глупо. С таким нужно разговаривать. Причем уважительно. А это в первоначальные планы не входило. Менять же планы на ходу – заведомо проигрышная тактика.
– Тебе, я смотрю, море на пользу пошло. Вон какой красавчик стал, – сказал Тихон Ерофеевич первое, что пришло в голову.
– Даже не знаю, что и ответить, – улыбнулся Антон. – Честно говоря, я моря не вижу.
– А что так?
– Не до того сейчас. Заканчиваем модернизацию элеватора, может потом полегче будет.
– Когда потом?
– Не понял.
– Ну вот ты сказал «потом». А я спрашиваю, когда это «потом» наступит.
– Тихон Ерофеевич, вас не затруднит выражаться яснее? – Антон нахмурился.
– Ясности хочешь? Хорошо, давай начистоту. Я тебе это «потом» легко организую. Будешь отдыхать и в потолок плевать. И работу себе новую искать. А то ты, я смотрю, просто как стахановец пашешь.
Он пригнулся к Антону, и почти интимно спросил:
– Ты чего так жопу рвешь?
Антон не ответил. Он слушал.
– Модернизацию он развел… Приехать ему некогда… Прямо, как о своем радеешь. Повезло мне с директором: ни ест, ни пьет, моря он, видишь ли, не видит, все об элеваторе печется. Ты, дорогой, не забыл ли, часом, что это не твой элеватор. Мой он! – рявкнул Тихон Ерофеевич.
Антон хранил молчание, только нос его побелел.
Тихон Ерофеевич оценил урон, нанесенный психике своего директора. И решил, что с задачей напугать он справился. Пора переходить к конструктивному сотрудничеству:
– Ладно, пошумели и будет. Жизнь такая, все на нервах. Считай мои слова профилактической мерой.
Антон сидел в прежней задумчивости. Он молчал, но как-то неправильно, без подавленности. Скорее с оттенком несогласия.
– Ты, Антон, не зарубайся, – смягчился Тихон Ерофеевич. – Нам с тобой ссориться не следует. Твои обиды – это вообще ни о чем. Дело есть дело.
Антон продолжал молчать, и это начинало действовать на нервы.
– Короче. Как директором я тобой доволен. Только и ты пойми: хрен бы ты на рекордную прибыль вышел, если бы не я. Легко руководить, когда у тебя такой тыл в министерстве. Когда в твои паруса ветер гонит бюджетные деньги. Согласен?
Антон проигнорировал вопрос.
Тихон Ерофеевич вынужден был продолжить:
– Тандем у нас что надо. Любой позавидует. Так что давай и дальше сотрудничать, как говорится, в том же духе. Без всяких там сюрпризов…
– Тихон Ерофеевич, – неожиданно прорезался Петухов, – вы зачем меня в Москву вызвали? Напомнить мне, чей элеватор? Вы это убедительно только что сделали. Только позвольте и мне вам кое-что напомнить. При успешных результатах деятельности четверть объекта вы обещали оставить за мной. Разве нет? Скоро завершится модернизация, есть основания считать это успешным результатом нашего сотрудничества. Разве нет? А посему я бы хотел забрать свою долю и расстаться с вами. По возможности, навсегда. А то, что я буду лежать и от безделья плевать в потолок, пусть вас не беспокоит. Неприятность эту я переживу.
К такому повороту Тихон Ерофеевич не был готов. Ему захотелось грубо и громко поставить наглеца на место, но кругом сидели люди, потому пришлось шипеть, то есть кричать, но шепотом.
– А ты не подавишься с четверти? Я всю свою жизнь, понимаешь, всю, подбирался
