— Странная история, — сказала Лиза, подумав: «И нехорошая». — Однако я не верю, что Глафира могла такое позволить — чтобы ее кто-то заставил снять эти деньги. Значит, она сделала это сама. Вопрос: зачем? И еще я подумала, Адам: может, не случайно она их сняла и куда-то исчезла именно в то время, когда тебя здесь не было?

— Думаешь, у нее от меня есть тайны? — грустно спросил Адам. — У Глаши? От меня?

— Знаешь, разные мысли в голову лезут. Но согласись — на нее не похоже, чтобы она куда-то поехала по своим делам, никого не предупредив. Это просто невозможно!

— Лиза, ты вот все задаешь вопросы, неужели ты еще не поняла, что с Глафирой случилось что-то ужасное! И что она, может, находится где-нибудь в плену и над ней издеваются… — Глаза Адама наполнились слезами. — И виной тому, ты уж извини, ваша работа! Явно кто-то захотел тебе насолить. Вспоминай, какие дела ты в последнее время вела?

— Адам, я постоянно об этом думаю, но ничего опасного для нас с Глашей в последнее время не происходило. Так, обыкновенная текучка. Больше скажу — люди, чьими делами мы занимались в последние полгода, были, напротив, нам благодарны за то, что мы для них сделали. Да, конечно, может, они и заслуживали наказания, но в нашем случае, я имею в виду, в нашей работе, решения принимаю я. Поскольку я — все-таки не прокурор. Да, мне часто приходится преступать закон. Думаю, это происходит примерно в половине случаев. Но, помимо государственного закона, есть еще и человеческий закон, и я сама принимаю решение, кого сдать милиции, а кого отпустить. Не стану тебе рассказывать, какой процент осужденных сидит за решеткой по ложному обвинению, ни за что. И моя задача не допустить этого. Это — моя позиция, и никто и никогда меня не переубедит в некоторых очень важных и принципиальных для меня вещах. Если девушка в порыве самообороны убила насильника, что же ей теперь — сидеть? И вся жизнь насмарку? Или такой случай: человек вечером шел по улице и увидел, что на девушку напали преступники, да еще и с ножом, и он уложил сразу двоих — из пистолета — и спокойно пошел домой, а потом перестал спать из страха, что его вычислят и посадят? Да, я помогла этому человеку. Мы и пули ночью извлекли из тел, и пистолет уничтожили… Словом, я сделала все возможное, чтобы никто и никогда в жизни не вычислил его. А человек — достойнейший! У него трое маленьких детей. Он прекрасный семьянин. Возвращался от тестя ночью, после совместного просмотра футбольного матча. Понятное дело, что ночью лучше вообще не выходить из дому, но в жизни-то всякое бывает!

Или вот, к примеру, один из последних наших случаев. Девушка оказалась свидетельницей убийства, совершенного ее близкой родственницей. А та решила подставить ее. Там была долгая история… Но мне удалось снять все подозрения с моей клиентки, а ее родственницу, настоящую убийцу, посадили. Не думаю, что каждый следователь прокуратуры стал бы заниматься поисками свидетельств непричастности к убийству моей подопечной. Глафира же, ты знаешь, выполняла самую муторную и сложную работу, и все, вращавшиеся в орбите наших дел, прекрасно знали, что она — лишь исполнитель. Это мы с тобой знаем, что зачастую именно идеи Глафиры бывали просто золотыми и это именно она распутывала нить, ведущую к настоящему преступнику. К тому же она умеет входить в контакт, легко знакомится с людьми и прекрасным и самым естественным образом добывает нужную информацию. Это я все веду к тому, что если бы кто-то и захотел, как ты выражаешься, насолить мне, то и похитили бы тоже меня.

Гурьев, оказывается, давно уже спал, прикорнув в глубоком кресле. Увидев это, Лиза достала сигарету и хотела было уже закурить, но Адам поднялся со своего места и аккуратно вынул сигарету из пальцев Лизы.

— Ты что? — прошептала Лиза, покосившись на уснувшеко мужа.

— Как ты можешь?! Глаша говорит, что ты беременна, и, хотя этого на первых порах еще не видно, ребенок-то уже существует. И я не позволю тебе курить! — заявил Адам.

Лиза нахмурилась:

— Знаешь, Адамчик, иногда мне кажется, что нет у меня никакой беременности. Вот и знаю, что ребенок есть, мне и врачи сказали, но я сама еще ничего не чувствую. Только все хлопочут вокруг меня, поздравляют, говорят разные дежурные слова — мол, тебе надо беречься, — а я чувствую себя так же, как и раньше, когда не было никакой беременности. Больше даже скажу: иногда мне кажется, что я вообще симулянтка и всю эту беременность придумала.

— Все, Лиза, не старайся отвлечь мое внимание и не тяни руку за пачкой. Успокойся, сиди и думай: как и где искать мою жену? Честно тебе скажу — что бы ты мне сейчас ни наговорила о своих профессиональных делах, все равно, если что-то с Глашей случится, я буду думать, что это произошло именно из-за ваших не совсем чистых дел. А что, если какой-нибудь прокурор, у которого ты из-под носа увела подозреваемого, на тебя окрысился?

— И решил разобраться с Глашей?

— Но какие-то предположения у тебя есть? Ты вообще-то ищешь Глафиру?

— Ищу, — и Лиза принялась рассказывать Адаму о версии, связанной с фирмами, занимающимися продажей таблеток для похудения.

— Лиза, ты говоришь об этом таким бесцветным, скучным тоном, словно эта тема кажется тебе полной чушью. Я угадал?

— Ну, почти… потому что Сережа Мирошкин тоже пробовал пойти по этому следу, и он никуда не привел.

— А вы думали, что там, за той дверью — я имею в виду ту, за которой исчезла Глафира, — сидят и ждут вас?! Да там ничего уже от фирмы, которой могла заинтересоваться Глаша, не осталось! Ни пылинки! Вот я лично если бы был преступником, то именно на этой извечной женской проблеме постарался бы сделать целое состояние.

— Это как же?

— Собрал бы вместе всех полных женщин, содрал бы с них деньги и поселил где-нибудь, где нет ни крошки еды, а только один чай или кефир.

— Какой ты злой, однако…

— Ну и что? Женщины похудели бы и мне бы потом спасибо сказали.

У Лизы зазвонил телефон. Она, как заметил Адам, даже не вздрогнула, как это может случиться с человеком, находящимся в напряжении и ожидающим очень важного, судьбоносного звонка. Неужели Лиза на самом деле не