Шрифт:
Закладка:
Взяв на руки Булку, нежно прижимаюсь к ней губами. Перекладываю к себе в кровать и сразу же засыпаю. Чертовски вымотанная за этот день, раздавленная и взвинченная. Я обязательно возьму себя в руки, когда немного привыкну к присутствию Ярослава в нашей с Верой жизни.
Ярослав
Останавливаюсь у двери под номером девять и несколько секунд медлю. В крови бурлит адреналин, мозги превращаются в непонятную вязкую субстанцию, а сердце прилично коротит. Эмоции точно, как и вчера. Ни капли не слабее. Соне в очередной раз удалось меня не то, чтобы удивить — шокировать и уничтожить. Не меньше.
Жму на звонок, медленно выдыхаю. Внутри скребёт какое-то тупое предчувствие, что мы в очередной раз налажаем. Не справимся со своими обидами и претензиями. Если ошибаюсь — вечером напьюсь с Михой. Вроде как есть повод. Правда, информацией о неожиданном отцовстве я ещё ни с кем не делился. Ни с отцом, ни с тёткой. Ни с одной живой душой.
Полночи не мог упорядочить мысли, всё крутил на языке имя дочери. У неё нет отчества, но звучало бы красиво — Вера Ярославовна. Вера Ярославовна Жарова. Да только и фамилия у неё не моя.
За дверью тишина, внутри всё вскипает от злости. Я отчаянно пытаюсь держать себя в руках, потому что обязан. Максимально спокойно и выдержанно, чтобы в очередной раз не напугать своим видом Веру. И Соню в том числе, потому что без неё мне не справиться. Она мать и как никто другой хорошо знает своего ребёнка. Нашего ребёнка. Как бы сильно не хотелось хорохориться и стоять на своем — ссоры с Соней ни к чему хорошему не приведут. Для Веры я никто. Посторонний человек. Злобный неконтролируемый дядька.
Я повторно жму на звонок. Не открывают. Думаю, может Соня обманула? Уехала? Передумала? Что, блядь, не так? Прекрасно понимаю её нежелание видеть меня и подпускать к Вере, но сейчас, когда я владею информацией, прятаться от меня бессмысленно. Надеюсь, она понимает.
Постучав кулаком по железной двери, слышу наконец торопливые шаги. Машинально отступаю назад, ощущая горькое першение в горле. Щёлкает входной замок, дверь приоткрывается. Не жду вежливого приглашения — его не будет, поэтому тут же прохожу внутрь квартиры.
— Я проспала, — растерянно заявляет Соня. — Извини, пожалуйста.
Я скольжу по ней взглядом, пытаясь унять раздражение. Судя по внешнему виду, не врёт. Длинные волосы распущены по плечам, на хрупком, но женственном теле короткие шорты и топ, оголяющий живот и подчёркивающий аккуратную грудь.
— Ого, — расширяет глаза Соня и кивает в сторону моего подарка. — Электромобиль? Это Булке?
— Булке? — переспрашиваю удивлённо.
— Я называю так Веру. Она сладкая и аппетитная, поэтому Булка, Булочка. Но ты можешь звать её как угодно. Можешь даже придумать своё прозвище. Только чур не обидное!
Соня улыбается, быстро облизывает губы.
Мы неотрывно смотрим друг на друга, накаляя воздух.
Сегодня она другая, почти прежняя. Не успела проснуться или сменила тактику — пока не пойму, но нет в ней той колючести, что была вчера днём и вечером. Я был уверен, мы так и будем бодаться.
— Да, это ей, — отвечаю сухо. — Не понравится?
— Она будет в восторге, — ровно произносит Соня. — Ты пока снимай обувь, мой руки и проходи. Вера всё ещё спит.
Миную длинный коридор и оказываюсь на кухне. Она просторная и светлая. Мебель неновая, но добротная. На полу валяются машинки. Одна красная, с откидным верхом, а другая помощнее — чёрный внедорожник. Впервые вижу девочку, которая не любит кукол. Впрочем, опыт общения с детьми у меня критически низкий. Я не знаю, как себя с ними вести и общаться, но позволю довериться собственной интуиции.
Перед глазами на замедленной перемотке воспроизводится наша первая встреча с дочерью. Совершенно неожиданная и дурацкая — хуже не придумаешь. Испуганные глаза, слёзы, громкий непрекращающийся плач, который давил на все болевые точки одновременно. Если бы Соня только заранее предупредила, то клянусь, всё было бы иначе.
— Оу, бабуля приготовила блинчики и кашу, — весёлым тоном сообщает Соня. — Будешь?
— Кашу?
— Да хоть её.
— Спасибо, не голоден.
— Тогда заварю тебе чай. Больше ничего нет — не успели купить.
Соня начинает носиться по кухне и греметь посудой. От нечего делать — наблюдаю за ней. Вспоминаю её откровенную исповедь и в груди снова огнём горит. Любила с восьми лет — большую часть своей жизни. Меня одного. Это полный пиздец. Интересно, что она чувствует ко мне сейчас, кроме ненависти и презрения? Осталось ли хоть что-то светлое, связанное со мной, если не считать Веры?
Соня копошится в верхнем шкафу, затем наклоняется к нижнему ящику. Оттопыривает округлую задницу, обтянутую шёлковыми короткими шортами. В упор смотрю на неё и незаметно поправляю стояк. В ней всегда была эта не наигранная сексуальность. В каждом движении, слове и жесте.
— Ты не думай, Яр, что я каждый день сплю до обеда, — произносит Соня, резко выровнявшись и обернувшись в мою сторону. — И что бабушка постоянно готовит вместо меня завтраки.
— Даже если это так — у меня не было намерения тебя осуждать.
— Вера начала спать всю ночь только после завершения грудного вскармливания. Это примерно после года. До этого только и делала, что будила меня каждых три часа.
Я скольжу взглядом по её шее и опускаюсь к груди. При солнечном свете сквозь белый топ отчётливо просвечиваются нежно-розовые маленькие соски.
Соня отворачивается. Выключает вскипевший чайник и заливает чашки кипятком. Я пытаюсь отогнать от себя разочарование в её столь длительном молчании, но оно нихрена не уходит. Накапливается только. Вместо того, чтобы чувствовать себя мелким пиздюком перед решающим экзаменом, я мог бы давно знать подход к своей Вере.
Где-то в глубине квартиры слышится детский плач. Я ощущаю как тело накрывает мощной волной дрожи. Пользоваться вторым шансом сложнее, чем первым. Всегда. При любых обстоятельствах. Потому что третьего может не быть.
— О, проснулась, — радуется Соня. — Подожди две минуты, ладно?
Не дождавшись моего ответа, выходит из кухни. Я провожаю её взглядом. Пялюсь на тонкую талию и длинные ноги, которые когда-то давно она любила забрасывать на мои плечи. Контакт при этом был глубже и острее. Мне тоже дико нравилось.
Время тянется бесконечно долго. Мозги превращаются в желе, меня плющит от одной только мысли, что я снова увижу дочь. Мелкую, смешную. Кудрявую и кареглазую. Совершенно точно мою. Никакие подтверждения не нужны — это где-то в подсознании сидит.
Плач утихает. Похоже, что Булка проснулась не в настроении. Страшно представить, как она примет чужого пугающего мужика на своей территории. Умела бы говорить, озвучила бы, какого чёрта я припёрся.